несомненно, имел союзников и прознатчиков. Всем своим видом имперский дипломат выказывал беспристрастность и легкую озабоченность. Бурраз-ло-Ваухсар держался не хуже, но Сильвестр был готов поклясться – кагету не по себе, несмотря на присутствие гайифца. Попробуй докажи укушенному соседу, что на него напала не твоя собака, а чужая овца, а вот кто укусил Фердинанда – непонятно. Король не должен был заговаривать о Кагете, а он заговорил, и как заговорил!
– Мы хотим знать, – Оллар смерил вошедших тяжелым, воистину королевским взглядом, – знает ли брат наш Адгемар о делах его подданных?
А вот это ошибка. Бурраз и Маркус – старые ужи. Вместо того чтобы отвечать по существу, примутся выворачиваться, объясняя, что бириссцы никогда ничьими подданными не являлись. Строго говоря, так оно и есть, но Жанетте не нужно венчаться с Жаном, чтоб родить от него Жанно.
– Ваше величество, – казарон долго жил в Олларии и говорил на талиг хоть и с акцентом, но четко и правильно, – я повергнут в ужас зверствами бирисских предводителей и благодарю Создателя за то, что они не подданные Кагеты. Мой государь, без сомнения, разделит скорбь Талига. Я немедленно пошлю к нему гонца, ибо сердце мое неспокойно. Ваше величество, я боюсь, что моя родина, как и Талиг, могла подвергнуться нападению с гор.
Кагет врал, но поймать его на лжи было невозможно. Разговор с Бурразом приведет к одному – кагеты, «опасаясь угрозы с гор», примутся укреплять северо-западные рубежи. С помощью «ничьих» бириссцев, разумеется.
– Мы удивлены, – прервал посольские излияния Фердинанд, – что брат наш Адгемар не догадался о замыслах бириссцев, ибо я не могу и помыслить, что правитель дружественной Кагеты не сообщил бы нам о готовящемся нападении, располагай он подобными сведениями.
– Без сомнения, мой казар написал бы брату своему, – заверил кагет, – но бирисские племена не являются единым целым и не имеют одной головы. Мой казар принял некоторых из них на службу, это так. Мы – мирный народ, но нам угрожают холтийские и нухутские язычники. Мы вынуждены содержать бирисскую дружину. За последние триста лет на землях Кагеты возникло несколько бирисских деревень, в которых проживают семьи воинов, находящихся на службе казарии, но большинство бириссцев продолжают жить в горах по своим старым законам. Те, кто служит Кагете, не могут знать, чем заняты их дикие сородичи. Бирисcцы – свободный народ, как свободны все народы горной Сагранны. Мы не имеем права вмешиваться в их дела.
А здесь казарону даже врать не пришлось. По Золотому Договору ни одно из подписавших его государств не претендовало на Саграннские горы и не могло самочинно вводить туда войска.
– По Золотому Праву я прошу слова, – гайифский грибок поднялся с места. – И я уповаю, что его величество не откажется меня выслушать.
Фердинанд промолчал, Маркус расценил это как согласие.
– Увы, – конхессер казался искренне огорченным, – обитатели Саграннских гор не веруют в Создателя, их обычаи запрещают прощать обиды, сколь бы давно они ни были нанесены. В свое время талигойские поселенцы вытеснили бириссцев с их исконных земель в горы, и далеко не все нашли приют в Кагете. Потомки изгнанников могли счесть, что пришло время мести. Кто знает, откуда они пришли. Более того, мы даже не можем с уверенностью утверждать, что в нападениях повинны именно бириссцы. В Сагранне проживает несколько племен, внешне похожих друг на друга. Я допускаю, что в набегах на Варасту виновны другие горцы, – местные жители могли обознаться. В любом случае мой император убежден, что Адгемар Кагетский ничего не знает и не может знать о том, что происходит в горной Сагранне.
– А вы, посол, – взгляд Фердинанда не сулил Маркусу Гамбрину ничего доброго, – тоже не знаете, что там происходит?
– Разумеется, ваше величество. – Искренности в глазках гайифца хватило бы на дюжину просадившихся гвардейцев, обхаживающих богатую вдову. – Мой император свято блюдет Золотой Договор. Гайифа могла бы вступить в Сагранну в одном-единственном случае – если б обитающее в горах мирное племя призвало нас на помощь. Тогда наш эсператистский долг повелел бы нам защитить слабого и несправедливо обиженного, но даже в этом случае мы предпочли бы действовать при помощи дипломатии, обратившись ко всем Золотым землям с призывом прекратить зло и восстановить справедливость.
А вот это уже угроза. В переводе с посольского на человеческий она означает, что, если Талиг попробует добраться до бириссцев за пределами Варасты, в дело вступят Гайифа и ее союзники, а это или война с несколькими противниками одновременно, или, что более вероятно, торговая блокада, а своего хлеба Талигу теперь не хватит.
Имперец счел свою миссию выполненной и скромно отошел за спину кагета. Бурраз-ло-Ваухсар немедленно прижал руку к сердцу:
– Я умоляю ваше величество не сомневаться в чувствах казара Адгемара и его народа.
Неизвестно, сомневался ли в чувствах Адгемара Фердинанд Оллар, но говорил он как настоящий государь. Сильвестр не верил своим ушам – король не повторял заученные слова, он и впрямь вел Совет!
Пока Фердинанд особых ошибок не совершил, но он явно был не в себе, а сказанное и записанное на Совете Меча становится законом. Конечно, мало что нельзя исправить, но это – потерянное время и большие траты. Только б у короля хватило выдержки не рвать с Кагетой – воевать с ней недопустимо, особенно теперь. В политике нет ничего хуже, чем рычать, не имея возможности загрызть. Понимает ли это столь нежданно очнувшийся от спячки Фердинанд?
– Идите, посол. И напишите брату нашему Адгемару, что мы ждем объяснений как его действиям, так и его бездействию. Конхессер, мы запомнили ваши слова и более вас не задерживаем.
Бурраз-ло-Ваухсар из рода Гурпотай поклонился на кагетский манер, конхессер Гамбрин, как и положено имперцу, быстро наклонил и поднял голову. В исполнении Ворона это вышло бы красиво и оскорбительно, в исполнении гайифского сморчка получилось смешно, но угроза от этого не стала менее ощутимой. Самое плачевное, что отступление за Рассанну теперь воспримут как уступку Гайифе.
Его величество молчал, пока за послами не закрылись двери и черно-белые гвардейцы вновь не скрестили свои алебарды. Затем взгляд короля обратился на талигойцев. Обычно ничего не выражающие глаза Фердинанда словно бы потемнели.
– Мы хотим слышать, что думают о Варасте Лучшие Люди. В первую очередь военные. Что скажет наш шурин маршал Ариго?
Ги Ариго командовал Южной армией, так что гоняться за бириссцами выпадало ему. Если кансилльер и его союзники уже знают о манифесте и, по сути, решенном отходе за реку, Ги станет рваться на войну, которой не будет, и всячески выказывать доблесть.
