о сроках процесса, его обвинителях и защитниках, о составе свидетелей и т. д. Связь Комиссии с ГПУ осуществлялась через ее бессменного секретаря Е.А. Тучкова – заведующего 6-м отделением (отделом) секретного отдела ГПУ.
Патриарх, находясь в изоляции, страдал от невозможности служить в храме, расположенном в каких-то ста метрах. Не раз он обращался в ГПУ, Верховный суд, особенно накануне больших праздников, с просьбой допустить в храм, но получал отказ за отказом. Не допускали к патриарху и священников для тайной исповеди. Оставалась, кроме личной молитвы, одна ниточка, связывавшая патриарха с храмом, священнодействием и обрядами. Он часто просил о причащении.
Начальник 6 отделения СО ГПУ Е.А. Тучков. 1920-е
[Из открытых источников]
Тогда дежурные посылали красноармейца в церковь. И спустя некоторое время в окно было видно, как к домику патриарха приближался священник в полном облачении, неся на голове чашу со Святыми Дарами, покрытую воздухами, а за ним часовой с ружьем. В обязательном порядке каждый раз присутствовал и кто-то из «начальников» ГПУ.
…Накануне наступающего 1923 г. Мария спешила на свое последнее в истекающем году дежурство. Войдя в ворота, удивилась: как красиво в Донском монастыре! Выпал снег, и деревья, кусты, памятники и надгробья монастырского некрополя стояли в белых шапках причудливо-сказочные. От сверкающей и нетронутой белизны светлее стало в доме патриарха. Ближе к полуночи сотрудники ГПУ сидели в своей караулке, переживая, что в такой светлый праздник они далеко от своих родных и любимых. В доме было тихо… Но вот до их слуха стали доноситься удары колокола – верующие праздновали в соборе наступление Нового года, поздравляя друг друга и обращаясь к друг другу с добрыми пожеланиями… Без сомнения, в эти минуты многие молились о патриархе, о его здравии и скорейшем освобождении. Он это понимал, чувствовал и мысленно был с ними.
Вдруг на лестнице раздались тихие шаги. Удивленные дежурные обернулись в сторону стены и увидели патриарха. В шелковой рясе, с золотым крестом на груди, с тщательно расчесанными серебряными волосами. Он держал деревянный поднос, полный пряников, пастилы, орехов и яблок. Пройдя на середину караулки, он поставил его на стол, низко поклонился и произнес: «С Новым годом, молодые чада!..Будем надеяться, что он станет лучшим в вашей жизни».
В ответ и патриарх услышал от «чад» добрые пожелания… А потом, оставшись одни, они вскипятили чайник, вызвали третьего своего товарища с улицы… и чашка за чашкой, вприкуску с патриаршими подарками, отметили наступление Нового 1923 года.
В январе-феврале наступившего года патриарха вывозили на допросы в ГПУ фактически еженедельно. Вопросы были все те же: кто писал послания, в том числе и от 28 февраля… Как послания и письма патриарха попадали к Колчаку, Деникину, Врангелю, к зарубежным епископам… Каково отношение к советской власти, к кампании по вскрытию мощей и изъятию церковных ценностей, к Карловацкому собору и заграничной иерархии… Складывалось ощущение, что следователи что-то уточняют, дописывают, готовят.
Действительно, в последний день февраля старший помощник прокурора Республики Н.В. Крыленко представил проспект обвинительного заключения по делу патриарха Тихона. Ему инкриминировалась «политическая контрреволюция» в период Октябрьской революции и в годы Гражданской войны, а также на него возложили всю ответственность за инциденты и жертвы при изъятии церковных ценностей. Тихон признавался «опасным для Республики» и потому в отношении него предлагалось избрать меру наказания в соответствии со статьями 63, 77 и 119 УК РСФСР, предусматривавшими возможность вынесения высшей меры наказания – расстрел[389].
Особо оговаривалось, что следствие будет продолжать собирать дополнительный материал в целях, во-первых, доказательства связи Тихона с зарубежной и внутренней «церковной и политической контрреволюцией», а, во-вторых, для характеристики деятельности Поместного собора в его отношении к советской власти, к мероприятиям по отделению церкви государства в период Гражданской войны.
13 марта 1923 г. во время очередного допроса Тихону предъявляли обвинение в преступлениях по «расстрельным» статьям Уголовного кодекса. На конец марта было запланировано начало судебного процесса.
Однако резкое ухудшение состояния здоровья Ленина изменило планы Политбюро. Опасаясь, что «контрреволюционеры» смогут использовать ситуацию и будут «сеять панику и всякие провокационные слухи», прежде всего среди крестьян, возбуждая тем самым недовольство политикой советской власти в широких массах, Политбюро признало целесообразным не открывать в назначенное время процесс.
Параллельно ставилась задача расширения круга основных обвиняемых. По мнению следствия, это могли быть: митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), митрополит Владимирский Сергий (Страгородский) и епископ Ямбургский Алексий (Симанский). В конце концов, следствие остановилось на кандидатуре митрополита Арсения (Стадницкого). Сошлось на удивление все – предреволюционная церковная деятельность владыки Арсения, участие в деятельности Государственного совета, включение его в состав трех кандидатов по выборам патриарха, фактическое его положение руководителя пленарными заседаниями Поместного собора и близость к патриарху Тихону, у которого он проживал в Подворье.
Архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий). В ноябре 1917 г. возведен в сан митрополита
[Из открытых источников]
22 марта 1923 г. заместитель председателя ГПУ И.С. Уншлихт подписал ордер на арест Арсения, и он был препровожден в Бутырскую тюрьму. В доме родственников, где он до этого жил, был проведен тщательный обыск, изъяты переписка, документы, деньги. 24 марта Арсению было предъявлено постановление о привлечении в качестве обвиняемого по делу о противодействии исполнению декрета об изъятии церковных ценностей.
Персональная ответственность за обеспечение «дела» возлагалась на Комиссию в составе А.И. Рыкова, Н.В. Крыленко и М.И. Калинина. На время ее заседаний, как правило, присоединялся и Ем. Ярославский. Документы показывают, что Крыленко и Ярославский тяготели к «быстрому и решительному» действию в отношении патриарха, тогда как Рыков и Калинин выступали за более осмотрительное и осторожное поведение, более мягкую линию в отношении Тихона. В таких случаях спорный вопрос выносился на заседание Политбюро. Чаще верх брали сторонники жесткой линии[390].
Письмо ЦК РКП(б) в губкомы и обкомы о предполагаемом открытии судебного процесса над патриархом Московским и всея России Тихоном (Беллавиным). Апрель 1923
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 417. Л. 129]
Письмо председателя ГПУ СССР Ф.Э. Дзержинского в Политбюро ЦК РКП(б) с предложением отложить проведение судебного процесса над патриархом Московским и всея России Тихоном (Беллавиным). 21 апреля 1923
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 331. Л. 14]
В начале апреля 1923 г. «дело» патриарха Тихона передается в Верховный суд РСФСР, который непосредственно начал подготовку судебного процесса над патриархом Тихоном. 17 апреля 1923 г. Судебная коллегия по уголовным
