сюда все и записывайте… исправно», – положил на стол.
К появлению новых охранников у патриарха уже был выработан режим пребывания в затворе, который сохранился и в последующие месяцы. В шесть утра он просыпался. Выходил на площадку и, обнаженный по пояс, делал гимнастику. Затем тщательно умывался. После этого долго молился. Ближе к девяти приходило время завтрака. Всегда по утрам работал за письменным столом. За час до обеда, тепло одетый, выходил на стену, прогуливался до башни и обратно. К этому времени двор перед башней заполнялся верующим народом, желавшим увидеть его и получить благословения. Патриарх подходил к краю стены и молча благословлял их крестным знамением. Верующие опускались на колени, истово крестились, шептали молитвы, матери поднимали вверх детей. Все молча… разговаривать было не положено. В эти интимные минуты общения пастыря со своей паствой; часовые не выходили из дома, но из окна держали узника в поле своего зрения. В час – обед и до трех отдых. В четыре Тихон «кушал чай», как отмечали современники, чай с лимоном – человеческая слабость патриарха, а после вновь садился за стол: писал или читал.
Патриарху ни с кем нельзя было видеться и вступать в общение, а посетителей бывало много. Порядок их приема был установлен следующий: часовой звонил, дежурный впускал его в прихожую и выслушивал суть просьбы посетителя; после этого следовал доклад патриарху и потом ответ патриарха передавался посетителю. Чаще всего «узнику» несли разнообразные дары: дрова, мед, свечи, муку, овощи, фрукты, полотно… Нередко Святейший, видя из окна своей келии некоторых из этих бескорыстных благотворителей, в любую погоду дежуривших внизу под деревьями, открывал форточку и, высунув руку, благословлял их. Люди кланялись руке, осенявшей их крестным знамением, и слезы при этом лились из их глаз; для них это было большой радостью и лучшим вознаграждением за их немалые труды и тяготы в попечении о дорогом и глубоко любимом и почитаемом ими Святейшем… Бывали (и не раз!) случаи, когда этих женщин, дежуривших под окнами заключенного патриарха, разгоняли, ловили, переписывали, фотографировали и всячески «стращали» различными милицейскими приемами. Но это почти не оказывало воздействия, и они вновь и вновь, день за днем, приходили к домику патриарха.
В осенне-зимнее время, обычно в пять часов, топили печи. Патриарх любил тепло. Он прогуливался по комнатам с кочергой, а то присаживался на маленькой скамеечке перед огнем, долго смотрел на него, задумчиво помешивая дрова. Что вспоминалось при этом: Америка, Торопец, Ярославль..? Иногда к нему подсаживались его «сторожа». Вместе любовались огнем, а то и пекли картошку и тут же ели ее, душистую и хрустящую. Дружелюбно разговаривали о чем-то отвлеченном. Однажды в один из таких «тихих» моментов красноармеец вдруг спросил: «Скажи, отец, а Бог-то есть?»
Казалось, патриарх и не удивился, и не рассердился такому бестактному вопросу. «Как же тебе, неверующему, объяснить… Он есть… и в прошлом, и в настоящем, и в будущем… Только понять Его с кочергой у печки нельзя… Душа должна говорить, а глаза – видеть… Внутри человека сокрыто Богопознание… Есть Он, есть… И вам отрыться может сия тайна… Душу только надо раскрепостить от скверны, от уз забот мелких, от греховных мыслей и дел.
Поскольку патриарх, общительный по натуре человек, страдал от одиночества, то его «контакты» с охраной на то время были единственной возможностью человеческого общения. Спускаясь в караулку, он интересовался и тем, что читает его стража. С охотой брал книги и особенно журналы, просматривал. Однажды, возвратив прочитанный журнал, спросил Марию, к которой он заметно испытывал расположение:
– Читали ли вы Жития Святых?
– Нет.
– Но, право, это не лишено интереса… и если есть возможность, то познакомиться не мешает. Сходил наверх и принес книгу с заранее отмеченными интересными местами.
В другой раз, возвращая сборник стихов Анны Ахматовой, заметил: «Не стоит увлекаться такой тематикой, она слишком будуарна». Мария чуть не фыркнула. В голове пронеслось: «Патриарх заботится о моей нравственности!» Но ответила в примирительном тоне: «Меня не интересует содержание, т. к. оно достаточно однообразно, но мне нравится форма – лаконичность и конкретность деталей».
В семь часов патриарху подавали ужин, и после этого он до утра не выходил из своих комнат, и охрана его не видела.
Самым хлопотливым днем недели была среда. После вечернего чая приходила женщина, «монашка», как про себя ее называли дежурные, – немолодая, интеллигентная, в строгом и темном. Она располагалась на нижней площадке, а на верхнюю выносили кресло для патриарха. Дежурный стоял в середине лестницы, между ними, прислонившись к стене. Женщина доставала тетрадь и карандаш. Патриарх сидел уютно, откинувшись на спинку, вытянув ноги и закрыв ладонью глаза. Они обсуждали и составляли меню на завтрак, обед, полдник и ужин на всю следующую неделю. Иногда это продолжалось три часа, до самого ужина. Поначалу это казалось забавным, но потом охрана поняла, что для Тихона это была своеобразная отдушина в его затворнической жизни.
В дни допроса, о которых извещали заранее, как правило, в районе 10–11 утра за патриархом приезжал шикарный шоколадный лимузин, внутри отделанный белой лайкой, «какого-то Рябушинского», как говорили сотрудники охраны, и увозил в ГПУ. На той же машине патриарх возвращался к часам 5–6 вечера. Было заметно, что эти поездки изрядно его выматывали. Некоторое время он «приходил» в себя, прогуливаясь по комнатам своего затвора.
…В ходе допросов сотрудники ГПУ занимались сбором фактического материала, стараясь максимально полно и объемно; выстроить и сформулировать представление о «контрреволюционной» деятельности Тихона и его «подельников».
Протокол № 11 заседания Комиссии по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б). 30 января 1923
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 443а. Л. 24]
Председатель Антирелигиозной комиссии при ЦКРКП(б) Е.М. Ярославский. 1920-е
[РГАСПИ]
В октябре 1922 г. при ЦК РКП(б) была создана Комиссия по проведению отделения церкви от государства (Антирелигиозная комиссия), которую в январе 1923 г. возглавил Е.М. Ярославский. Уже в первом же протоколе заседания комиссии от 30 января, подписанном Ярославским, значится рассмотренный вопрос «О Тихоне» и принятое по нему постановление:
«а) Процесс по делу Тихона закончить до 25 марта.
б) Отметить в следственных материалах следующие моменты:
1) борьба с декретом об отделении церкви от государства,
2) борьба со вскрытием мощей,
3) противодействие изъятию церк[овных] ценностей],
4) систематическая контрреволюционная] деятельность.
в) Предложить Верхтрибу прикомандировать необходимые силы для производства следствия по этому делу в распоряжение ГПУ.
г) Ограничить до минимума число обвиняемых и свидетелей»[388].
На Комиссию была возложена задача выработки содержания обвинений против патриарха, решение вопросов
