163. Д. 356. Л. 27, 29]
Безусловно, такая позиция патриарха и его сторонников выбивала основной козырь у обновленцев – заявление о лояльности к советской власти. И как результат, по Москве прокатилась волна возвращения обновленческих священников в Патриаршую церковь. Обновленцев выгоняют из храмов взашей, избивают, говорят о них с большей ненавистью, чем даже о безбожниках.
Вслед за столицей кризис обновленчества наступает и в провинции. Подтверждение тому можно найти даже в документах Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б), например, в докладе Е. Тучкова «О церковниках и сектах за время с 1 июля по 15 сентября 1923 г.».
Из доклада нач. 6-го отделения СО ГПУ Е.А. Тучкова «О церковниках и сектах за время с 1 июля по 15 сентября 1923 г.». 18 сентября 1923
[РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 118. Л. 4–5]
Местные органы ГПУ посылали в центр отчаянные телеграммы с призывами помочь все более и более распадающемуся обновленчеству. К примеру, Ярославский губернский отдел ГПУ сообщал: «Обновленческая группировка в настоящее время почти совершенно прекратила свою деятельность под натиском тихоновской группировки. Большинство духовенства и верующих идет по пути тихоновщины, ослабляя морально и материально обновленческую группировку».
Бороться с «тихоновщиной» и оказывать поддержку обновленцам чекисты предлагали уже испытанным ими методом – «изъятие» из пределов Ярославской губернии популярных и авторитетных лидеров Патриаршей церкви, в данном случае – митрополита Иосифа (Петровых)[407].
Верующие, духовенство и представители епископата все чаще ставят перед властью вопрос о снятии ранее установленного Наркомюстом запрета на поминовение имени патриарха за богослужением. Православные общины, как правило, игнорировали этот запрет, что приводило к арестам членов церковных советов и активистов. В сложном положении оказывались и органы юстиции на местах, поскольку требовать его безусловного соблюдения становилось все труднее и труднее – пересадить-то всех верующих было невозможно, а в то же время центральная власть тянула с отменой этого постановления и никак не реагировала на просьбы с мест «дать руководящие указания». Лишь 8 декабря 1923 г. Наркомюст издал циркуляр о публичном чествовании в церквах лиц, находящихся под судом или осужденных[408]. Но циркуляр продолжил линию на запрет поминовения имени Тихона в ходе богослужения, считая такое действие уголовно наказуемым деянием. В этой ситуации патриарх нашел выход из создавшегося положения, приняв 20 февраля 1924 г. резолюцию, согласно которой во время богослужений поминать патриарха можно по «общепатриаршей»[409] формуле, т. е. в общем ряду с другими главами автокефальных Православных церквей. Хотя и в последующем патриарх не раз обращался к властям с просьбой снять ограничения на возношение за богослужениями его имени, как свидетельства канонической связи патриарха и его паствы. В одном из таких обращений указывалось:
№ 252
29 мая 1924 г.
Начальнику VI отдела СО ГПУ
Е.А. Тучкову
Постановлением высшей правительственной власти судебное дело обо мне прекращено и я, таким образом, освобожден от суда и восстановлен в гражданских правах.
Циркуляром НКЮ в свое время было запрещено публичное поименование (возношение) моего имени за богослужением, как находящегося под судом. С прекращением дела, само собой должно было бы пасть и это запрещение, а между прочим, с мест поступают заявления, что по епархиям органы государственного управления (ГПУ) привлекают священнослужителей за возношение, по установленному в церкви чину моего имени, к ответственности.
Прошу сделать гласное распоряжение о беспрепятственности возношения за богослужениями моего имени, т. к. без этого внешнего выражения канонической связи паствы со мной невозможна общецерковная работа.
Патриарх Тихон
ЦА ФСБ РФ. Следственное дело патриарха Тихона. (Д.Н.-1780).
Т. 5. Л. 159. Подлинник. Автограф.
Кризис обновленчества
Освобождение патриарха вызвало и внутри обновленчества кризисные явления. С одной стороны, часть его сторонников с еще большим озлоблением стала относиться к «тихоновщине», проклиная ее и взывая к властям с требованиями «уничтожить церковную контрреволюцию». А с другой – разнообразные группировки обновленцев, ранее спорившие между собой за власть и паству, оказавшись перед общей опасностью, должны были предпринимать шаги к объединению.
Фигурой, которая, как надеялись обновленцы, сможет осуществить этот объединительный процесс, стал митрополит Одесский Евдоким (Мещерский). Тот самый, что год назад вместе с Сергием Страгородским подписал воззвание о признании каноничности власти обновленческого Высшего церковного управления. Его умоляют прибыть в Москву и возглавить движение. В ответной телеграмме Евдоким сообщил о своем согласии и одновременно в следующих словах выразил отношение к получившему свободу патриарху Тихону:
Попытку бывшего патриарха Тихона начать совершать богослужения считаю немыслимой и противоестественной. Тот, кто обагрил себя кровью с ног до головы, потряс Церковь до основания, ввергнул множество людей в тюрьмы и ссылки, содействовал разорению всей Русской земли, поддерживая врагов русского народа за границей, дискредитировал новое наше правительство перед всем светом – не может и не должен приступать к Божьему Престолу. Слишком велики преступления[410].
Сразу по прибытии в Москву, 20 июля 1923 г., Евдоким проводит совещание представителей различных обновленческих группировок. Принимаются решения об упразднении ранее действовавшего обновленческого Высшего церковного совета и учреждении вместо него Синода во главе с Евдокимом. В состав Синода вводятся, для придания видимости «церковной законности», епископы старого (дореволюционного) поставления. Действительно, Евдокиму удалось за короткий срок свершить, казалось бы, немыслимое – приостановить центробежные процессы и консолидировать обновленчество. Признаем за Евдокимом и тот факт, что он всячески перед властью поддерживал просьбы и обращения с мест верующих, неправомерно ограничиваемых властями, о чем свидетельствуют хранящиеся в архивах документы [411].
С ним обновленцы почувствовали себя спокойнее и увереннее. Величественный и надменный князь церкви Евдоким в то время импонировал решительно всем. Обновленческие батюшки подобострастно склонялись перед высоким духовным сановником, почуяв наконец привычную для них властную руку староцерковного архиерея. В иностранных посольствах Евдоким принимал вид образованного европейца, чему немало способствовали его великолепная английская речь и навыки, приобретенные им в бытность архиепископом Североамериканским и Алеутским (1914–1917). Представителям Восточных патриархов в Москве и ученым теоретикам обновленчества из бывших академических профессоров импонировали диплом магистра богословия и ученая карьера Евдокима – инспектор, ректор Московской духовной академии (1898–1908). Наконец, народ, бесцеремонно выталкивавший из церквей обновленческих батюшек, умолкал при появлении старого архиерея в белом клобуке, с генеральской осанкой, с барской пренебрежительностью в обращении.
При Евдокиме начались первые робкие попытки обновленцев и «тихоновцев» перейти от противостояния и публичных обличений во всевозможных грехах к прощупыванию почвы для возможных переговоров о судьбах православия в России. Обновленцы выдвигали идею проведения объединительного Собора, который должен был принять окончательное решение о судьбе патриарха
