(Добронравов), игнорируя клеветнические выпады Красотина, спокойно и деловито стал разъяснять: «При всем сочувствии к хозяйственным нуждам советского государства, Патриаршая церковь по целому ряду канонических и церковно-бытовых причин, никак не может принять новый стиль». Докладчик говорил долго и обстоятельно, привлекая каноны, тексты, цитаты, церковные решения… Архиепископу Серафиму (Александрову) после столь обстоятельного доклада только и оставалось заявить о своем полном единомыслии с епископом Николаем.
Решительное и безусловное отклонение нового стиля со стороны патриархистов явно не удовлетворило Смидовича. Он вновь в ярких красках обрисовал крайне затруднительное положение, создаваемое массовым прогулом рабочих в церковные праздники по старому стилю.
Тогда выступил и третий представитель Патриаршей церкви протоиерей В. Виноградов. Он не поддержал идеи перехода на новый стиль, выдвинув еще один аргумент в пользу отказа от нового стиля. «Государственная власть, – говорил он, – требуя от нас введения нового стиля, требует тем от Патриаршей церкви, во имя хозяйственных интересов государства, чрезвычайной жертвы, затрагивающей коренные основы ее организации и долженствующей неминуемо вызвать в ней крайне опасное внутреннее потрясение. Но мы хотели бы знать, может ли государственная власть гарантировать нам, что эта крайне рискованная для нас жертва не окажется вскоре же совершенно ненужной и бесполезной для советского государства, стоящего на почве самой резкой антирелигиозной идеологической позиции коммунизма? Мы хотели бы именно получить от вас, как от авторитетного представителя власти, авторитетный ответ на следующий вопрос: может ли советская государственная власть дать нам твердую гарантию в том, что она через тот или другой период времени, через несколько месяцев или год-два, из чисто антирелигиозных побуждений, не отменит вовсе празднование церковных праздников и по новому стилю, перейдя на какие-либо другие праздники чисто гражданского характера?»
Этот закрученный аргумент, видимо, для Смидовича оказался совершенно неожиданным. В явном смущении он вполголоса как-то невнятно почти пробормотал в том смысле, что он на этот вопрос дать решительного и определенного ответа не может. И тотчас, ссылаясь на необходимость для него сейчас же отправиться на какое-то другое правительственное заседание, объявил настоящее совещание оконченным, причем распрощался со всеми делегатами самым любезным образом. С тех пор вопрос о новом стиле уже более не возбуждался ни по инициативе Тучкова, ни какой-либо советской инстанции.
Вряд ли в календарной реформе надо искать какие-то конспирологические причины и основания, «борьбу и гонения», как это, к сожалению, имеет место в современной православной историографии. Более обоснованно видеть объективные и реальные причины сложившейся ситуации по календарной реформе. Проблема синхронизации календаря в христианстве и конкретно в Православных церквах – проблема не XX в. и имеет многовековую давность. Время от времени вопрос о переходе на новый стиль набирает особую остроту и вызывает бурное обсуждение и даже противостояние внутри той или иной Православной церкви, а церкви в целом – с государством. В период патриаршества Тихона казалось, что ряд Православных церквей смогут согласовать календарную проблему и перейдут на новый стиль. Когда же выяснилось, что они «повременят», естественно, и Российская православная церковь отказалась от своего прежнего решения и сделала шаг назад. Но все же укажем, что сегодня не только Католическая и Протестантские церкви, но и большинство Православных церквей (10 из 15) живут по новому календарю, а споры вокруг календарной реформы продолжаются.
К осени 1923 г. относится еще один важный патриарший документ, а именно, указ от 25 сентября о молитвенном поминовении государственной власти за богослужением по формуле: «О стране Российской и властех ея». Собственно, для властей в условиях действующего принципа «отделения церкви от государства» это не имело никакого значения. Но в условиях незавершенного процесса легализации Русской церкви в новых условиях и по новым правовым основаниям это могло бы свидетельствовать о признании со стороны церкви политико-правового статус-кво и давало ей время для завершения легализации. На стадии обсуждения формулы со стороны Тучкова предлагалось внести и «Союз советских социалистических республик», и «советские власти»… Но в итоге пришли к более нейтральной формуле поминовения властей, которая была принята особым постановлением Синода и разослана указами к исполнению по всем епархиям и приходам, а также была обнародована в газетах. Нет сведений, чтобы где-либо органы ГПУ привлекли кого-либо из духовенства за непроизнесение поминовения властей за богослужением. Но постепенно сложилась практика поминовения властей при патриарших и отчасти архиерейских служениях.
При всех шагах навстречу власти положение патриарха оставалось двусмысленным. Хотя он был освобожден из заключения и его церковной деятельности не чинились препятствия, но и Антирелигиозная комиссия, и ГПУ продолжали разрабатывать его «дело». Они пытались извлечь все возможные, на их взгляд, политико-идеологические плюсы из сложившейся ситуации в Православной церкви и вокруг Тихона. Патриарху напоминали, когда считали нужным, что он проявляет «чрезмерную активность» и уж слишком вступается за «контрреволюционное духовенство», что он все еще под следствием и что суд, при необходимости, может состояться в любой момент.
Можно говорить об обострении отношений церкви с государственными органами в ноябре 1923 г. Аресты членов Высшего церковного совета, многих иерархов и духовенства, а затем и наложение ареста на канцелярию Тихона, привели фактически к ликвидации патриаршего управления. Вновь оказавшись в неблагоприятных условиях, патриарх 23 ноября 1923 г. написал завещательное распоряжение, указывая кандидатуры местоблюстителей, чтобы каноническая преемственность в Российской церкви не прервалась. Таковыми он, как и ранее, указал митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского), митрополита Казанского Кирилла (Смирнова), митрополита Крутицкого Петра (Полянского). Учитывая характер отношений с государством, патриарх стал принимать решения по вопросам церковной жизни единолично.
В январе 1924 г. ситуация несколько выправилась: патриарху возвращается печать, изъятая в ноябре 1923 г.; приступил к своей деятельности Синод в составе архиепископов Крутицкого Петра (Полянского), Уральского Тихона (Оболенского) и Тверского Серафима (Александрова); издается постановление о непризнании каноничности обновленческой иерархии. Отныне все клирики, находившиеся вне Православной церкви, признавались раскольниками, от них требовалось покаяние и осуждение Обновленческого собора 1923 г. Патриарх в общении с иерархией и духовенством уточнял, что обновленчество есть не только неподчинение патриарху; можно поминать, но быть обновленцем, если пренебрегать церковными традициями и установлениями. Одному из благочинных Самарской епархии патриарх писал:
о. Георгий, при объезде принтов церквей, если только встретите священнослужащих:
1) стригущих свои волосы на голове,
2) бреющих бороды,
3) ходящих в штатских одеждах,
4) небрежно относящихся к святыне,
5) допускающих своеволие при богослужении,
6) курящих,
7) посещающих увеселительные места: клуб, кино и т. д.
– хотя и поминают патриарха как главу Российской Святой, Соборной, Апостольской церкви, – не верьте им, ибо они явные обновленцы, скрывая себя только в поминовении патриарха[415].
* * *
…19 января 1924 г. в Большом театре открылся XI Всероссийский съезд советов. В зале присутствовало более полутора тысячи делегатов. В повестке дня съезда значились важнейшие
