генерал. Судя по облакам, завтра будет неплохой день.
– Возможно, господин Первый маршал. Я прошу вас уделить мне несколько минут для важного разговора.
– Охотно. – Алва казался несколько рассеянным. – Ричард, оставьте нас.
– Господин Первый маршал, я не скажу ничего, что было бы тайной от герцога Окделла.
– Ричард, не оставляйте нас. Итак, Феншо, что вам угодно?
– Мои люди устали от этой прогулки.
– Мы уже говорили об этом, – напомнил Проэмперадор. – Трижды.
– Четырежды, – поправил внезапно охрипший Оскар.
– Тем хуже, значит, вы на редкость непонятливы. Не лучшее качество для генерала, хотя перевязь мало что меняет. У генералов частенько остаются капитанские мозги.
– То, что мне нужно понимать, я понимаю.
Голос Феншо задрожал от ярости, но на Ворона это не произвело ни малейшего впечатления.
– И что́ же вы полагаете достойным вашего понимания?
– То, что жители Варасты ждут нашей помощи, а мы их предаем! Пока мы плещемся в Рассанне, у Бакры продолжают жечь и насиловать. Наш долг помочь людям, которые на нас надеются.
– Вы заблуждаетесь. – Алва в упор взглянул на собеседника. – Мой долг – поставить бириссцев на место, а ваш – подчиняться моим приказам. Завтра мы продолжим движение вдоль реки…
– И к осени упремся в Барсовы Врата? – вскинулся Оскар.
– Раньше. Можете быть свободны… генерал.
– Монсеньор, я не желаю ставить интересы Талига в зависимость от вашей прихоти. Я требую, чтобы вы повернули в сторону Бакры, и я требую начать охоту на вражеских разведчиков!
– Вы не можете ничего требовать, Феншо-Тримейн. Вы не король, не забеременевшая девица и даже не глава какого-нибудь замшелого дома, как мой оруженосец. Оставьте ваши требования при себе и отправляйтесь отдыхать.
– Мы только и делаем, что отдыхаем. Если вы боитесь охотиться на разбойников, это сделаю я. Трех сотен человек хватит, чтобы переловить их разведчиков, после чего авангард повернет к горам.
– Оскар Феншо… – Маршал и не подумал повысить голос, но, если б он заорал, Ричарду было бы уютнее. – Если вы нарушите приказ, я вас расстреляю перед строем, и на этом ваши подвиги закончатся. Вы меня поняли?
– Да, сударь, – поклонился Феншо, – я вас прекрасно понял.
– Ваше счастье, если это так.
2
Оскар исчез под утро. Он устал ждать, когда война придет к нему, и отправился ей навстречу. Может быть, в лагерь и невозможно было войти, но выйти удалось без труда. Ричард видел, как люди Феншо, ведя коней в поводу, друг за другом спускались в примыкавший к стоянке овраг. Когда об их уходе узнают, догонять будет поздно. Дикон очень надеялся, что Оскар через пару дней вернется, с пленными или без них. Разумеется, ему достанется от Ворона, а может, и нет – Рокэ в молодости был горазд на неповиновение начальству и отчаянные выходки, скорее он накажет тех, кто прозевал уход трех сотен всадников!
Куда больше Дика занимали слова друга о том, что Катари заставила Алву принять армию. Значит, она хотела войны, но почему? Потому что думает как эр Август или… наоборот? Надеется на Ворона, на то, что он очистит Варасту? В словах Оскара есть своя правда, бириссцы убивают не «навозников», а простых земледельцев, которые ни в чем не виноваты. Конечно, когда Олларов свергнут, жить станет лучше всем, и Вараста быстро поднимется, но мертвые все равно останутся мертвыми.
Неужели нельзя было объяснить «барсам», что они не должны убивать?! Уничтожать посевы, угонять скот, жечь дома – это еще допустимо… Когда награбленные Дораком и «навозниками» деньги вернутся в казну, пострадавшим можно будет возместить ущерб, но никакие деньги не заменят убитых родичей. Впрочем, мужланы вроде прикормленных Вороном адуанов вряд ли способны на высокие чувства. Их товарищи погибли совсем недавно, а они поют, пьют, смеются над дурацкими грубыми шутками.
Дик видел, что Феншо был оскорблен еще и тем, что авангард заставили плестись с основной армией, поручив разведку ораве голодранцев. Неудивительно, что Оскар решил утереть нос Проэмперадору и его новым любимцам! Знавший обо всем заранее Дикон слегка побаивался разговора с эром, который вполне мог догадаться о причастности оруженосца к генеральской проделке. Пронесло – Алва весь день словно бы спал в седле, похоже, он даже не заметил, что один из высших офицеров проявил самовольство.
Причина подобной рассеянности была очевидна – давали о себе знать ночные возлияния в обществе его преосвященства. Ричард впервые в жизни поймал себя на том, что благодарен олларианцу, хотя, говоря по чести, слуга божий из епископа Варасты был что из лошади жаворонок. Самому Бонифацию пьянки не вредили – аспид с блаженным видом трусил рядом с адуанами, а когда дневной переход был закончен, устроился у палатки, время от времени ныряя внутрь и выбираясь наружу еще более довольным.
Болтаясь по лагерю, Ричард прошел мимо олларианца раз десять – сидеть на месте и ждать, когда вспомнят про Оскара, становилось невмоготу, а поговорить было не с кем. Не откровенничать же, в самом деле, с кэналлийцами или адуанами! Юноша как тень бродил между палаток, пока не прибился к кружку варастийцев, окруживших худого усатого парня, вдохновенно рассказывавшего о похождениях какого-то вора. История оказалась настолько занимательной, что Дик намертво застрял среди слушателей.
Эр вспомнил об оруженосце после ужина, о чем Дику сообщил какой-то мушкетер, оторвавший юношу от подвигов неуловимого Гаррэта. Сказка, наполненная древними тайнами, жуткими тварями и немыслимыми приключениями, кончилась. Пришлось возвращаться в обыденную жизнь с ее сложностями и обидами. Ричард не сомневался, что его спросят про Оскара, и, по своему обыкновению, заранее переживал неприятный разговор. Он почти поверил в те слова, которые скажет Ворон, и в свою достойную отповедь, но все, разумеется, пошло не так.
Рокэ Алва валялся на траве у входа в свою палатку. Волосы маршала скрывала повязанная на кэналлийский манер косынка, он лениво поигрывал кинжалом, но шпаги при нем не было. Рокэ походил не на Первого маршала Талига, а на разбойника с большой дороги. Говоря по чести, ему и следовало родиться разбойником.
– Что с вами, юноша? – Полусонный взгляд скользнул по лицу Дика. – Целый день ползли по солнцепеку, пора бы и отдохнуть, а вы бродите по лагерю, словно поэт средь тубероз и лаванды. Признавайтесь – с чего. Муки любви, нечистая совесть или мысли о бренности всего сущего?
Ричард, как всегда, растерялся, но Рокэ, не дожидаясь ответа, прикрыл глаза и запрокинул голову, подставляя лицо поднимающемуся ветерку.
Вечер выдался дивный. Жара медленно спадала, выгоревшее небо наливалось глубокой синевой, в засыхающей траве стрекотали золотистые кузнечики. Обилие нагрянувших в
