неограниченные свободы. Верующие поддерживали бы правительство, молились бы за него и вывели бы страну из экономического упадка. Ведь не секрет, что верующие — самые добросовестные работники. Недальновидные люди в Москве все еще считают, что церковные мессы таят в себе опасность коммунистической системе. Сам Сталин ненавидел церковь, а все, вероятно, потому, что однажды из–за своего жесткого характера был исключен из семинарии. В наших кругах поговаривали об этом. Меня лично никогда особо не прельщала религия, даже когда я обеспечивал безопасность нашей страны в качестве католического священника в Африке, а потом прислуживал в мечети на Востоке. Поверьте мне, я был неплохим душепопечителем! — сказал подполковник, похлопав Олега по плечу.
Прежде чем тот успел опомниться от удивления, хозяин дачи продолжил:
— Послушайте, не верьте вы литовке. Она такая же католичка, как и я.
— Откуда вы это знаете? — спросил Олег.
Новиков спокойно объяснил:
— Молодой человек, я служил в органах еще до того, как вы родились. Это было далеко отсюда. Я ненавижу грубую работу, которую проводят спецслужбы здесь в стране. Это же тотальное «стукачество». Рядовому обывателю нет никакой разницы, кто сидит в правительстве. Главное, чтобы ему хватало денег на еду, одежду и развлечения и чтобы он мог высказать свое мнение. Никакая слежка не сможет вытравить недовольство из народа, который стоит на пороге экономического краха… И, кстати, поберегитесь: в вашем братском совете также сидит «стукач». Найдите его сами.
— Извините, но что же будет с братьями в исправительно–трудовом лагере? — перебил собеседника Олег.
— Так ведь они разделяют все невзгоды судьбы с миллионами заключенных. Почему им должно быть лучше, чем другим? В этом ваши друзья из братского совета правы. Но позвольте дать вам один совет: обратитесь к начальнику снабжения этого лагеря капитану Г. Он выходец из семьи верующих и сам в детстве даже пел в церковном хоре. При Сталине его родители погибли в одном из лагерей ГУЛАГа, а он вырос в специальном детском доме и, как считают, воспитан в духе преданности нашей партии, однако через всю жизнь он пронес чувство симпатии к христианам. Передайте от меня ему привет и поговорите с ним о проблемах ваших братьев. Он знает, как помочь им.
Олег задумчиво спросил:
— Вы готовите мне ловушку? Откуда у вас такое доверие ко мне?
Подполковник рассмеялся.
— Если бы это было действительно так, то я бы заманивал вас более искусно. Взвесьте все, что я сказал, и действуйте. Прежде чем вы попали ко мне в дом, я дал указание собрать все сведения о вас. Впрочем, эти раздоры между зарегистрированными и нереги–стрирующимися церквами приносят вам большой вред и на руку только вашим недругам, которые с удовольствием созерцают за вашими разногласиями. Лучше сконцентрируйтесь на главном.
Он поднялся и направился к выходу. В дверях Новиков повернулся и спросил:
— Не просила ли у вас жена старшего адвентиста Библию для капитана Г.? Если да, постарайтесь достать ее для него. Он будет рад. До свидания!
Усталый после этого разговора, находясь между недоверием и надеждой, Олег вернулся с работы домой, нехотя проглотил ужин и лег на кровать. «Господь, пусть будет на все Твоя воля», — обратился он мысленно к Богу. — А какова она, Твоя воля?» ***
В условленный день Олег точно в семь вечера был у киоска. Литовка заставила себя ждать, поэтому он сел на скамейку, наблюдая за прохожими.
Солнце все еще светило — на северо–востоке Казахстана дни долгие. Олег почувствовал, что за ним следят, он нервно поднялся со скамьи. «По совету подполковника я буду держать себя как можно более естественно», — сказал он сам себе. Так как литовка все еще не появлялась, Олег решил пройтись и направился по дороге к небольшому пруду. Вдруг он остановился, как вкопанный. Не его ли знакомая литовка сидела на одной из скамеек, спрятанной в ветвях кустов, увлекшись оживленной беседой? Он сделал еще несколько шагов, чтобы разглядеть собеседника, и остолбенел: собеседником подозрительной женщины был Павел — член братского совета из их общины! Олег поспешно вернулся к своей скамейке у киоска с мороженым.
Наконец–то появилась его знакомая. Сердечно его приветствуя, она извинилась за опоздание, объяснив его тем, что она не местная, поэтому долго не могла найти городской парк. Олег едва не потерял самообладание от такой лжи. Найти единственный парк в городе не составляло труда даже ребенку!
— Давайте присядем, — предложил он и указал на свою скамью. Непринужденно литовка положила свою левую руку на спинку позади Олега, взглянула на него и спросила:
— Ну, к какому же решению пришел братский совет? Олег непроизвольно обернулся и увидел направленный на них фотоаппарат.
Он поднялся и встал спиной к фотоаппарату. Изобразив на лице приветливый вид, он ответил:
— Мы считаем, что не в наших правах нарушать законы, установленные лагерным режимом. Наши братья разделяют все тяготы судьбы с миллионами советских заключенных, и мы не в силах что–либо изменить.
Обезоруженная, она вскочила со скамейки. Олег поневоле отодвинулся от нее. Он не мог не заметить, что, исполненная негодованием, литовка казалась еще более привлекательной. Но при этом она не замечала, что человек с фотоаппаратом пытался подать ей какие–то знаки, по–видимому, чтобы она подошла ближе. Пастор улыбнулся ей успокаивающе и снова повернул к фотоаппарату свою спину.
— Как можно быть столь равнодушными к судьбе своих братьев? — прошептала она. Наш иезуитский патер рискует своей жизнью ради ваших людей. Настало время, когда надо и вам чем–то пожертвовать ради него, а еще ради ваших братьев!
По–прежнему улыбаясь, Олег произнес:
— Я в восторге от ваших больших актерских способностей! Но ведь патер мертв, следовательно, он уже не нуждается в помощи. А так как у вас в нашем братском совете есть собеседник получше, то разрешите откланяться. До свидания!
Лишь с ближайшей автобусной остановки он оглянулся в сторону парка. Фотограф, жестикулируя, стоял возле агентки.
«Куда более удачными могли бы у него получиться снимки, если бы он сфотографировал Павла на скамье у пруда», — подумал Олег. Но иронические мысли только причиняли боль.
* * *
О случившемся в городском парке Олег рассказал не только Галине, но и всем членам братского совета, в том числе и лично самому Павлу.
— Прошу тебя, брат, покайся и исповедай свой грех перед церковью, вернись к праведной жизни! — просил его пастор.
Обвиняемый сделал вид, что он необычайно обиделся.
— Это ложь и жалкая попытка
