будет разгуливать по университету без нижнего белья. А на зимних каникулах кареглазый черт вообще разучился пользовать мозгами по назначению. Не то чтобы он и раньше утруждал их работой, но в период заслуженного отдыха он активно пользовался совсем другим инструментом, не отвечающий за мыслительный процесс. «Но отвечающий за частоту твоих стонов и громкость криков, девочка» – заливаюсь краской, вспоминаю похабную фразочку Томаса, когда я обвинила его в том, что он не утруждается даже подумать, прежде чем что-то ляпнуть.
Хард лихорадочно соображает, обдумывая услышанное. Его не смущает тот факт, что несколько минут назад я сидела рядом с ним в белье и искала платье, и моя задница удобно сидела на кресле в черных трусиках. Этого Томас не помнил. Прямо сейчас его волнует то, что я вовсе забыла их надеть!
– Ты блять издеваешься надо мной, Майя? – невинно пожимаю плечами, мол так бывает, когда ты встречаешься с самым желанным парнем и всегда готова к «встрече» с ним на интимном уровне, и расстроенно хлопаю ресницами.
Хард бесцеремонно задирает подол моего платья и обшаривает горячей ладонью то место, которое по его представлениям должны быть обнаженным. Но по мере исследования и постепенного осознания того, что трусики все-таки на мне, британца захлестывает ярость. Он оскаливается, рычит как дикий зверь и обдает меня ледяным взглядом, от которого кровь в моих жилах закипает. Да что со мной не так? Почему его грубость и злость так меня заводят?
– Прости меня малыш, я не удержалась, – лепечу провинившемся голосом, не в силах удержать свои губы от улыбки. Хард в отместку на моё издевательство оттягивает резинку трусиков, отпускает и ткань со звоном шлепает меня по телу. Я вскрикиваю от неожиданности и неприятного чувства, когда щипет кожу. Лучше бы в наказание меня шлепнула ладонь Тома. Господи, что за дикие мысли?
– Ты меня окончательно испортил, Хард, – поправляю подол платья и прикладываю холодные ладони к пылающим щекам. – Я скатилась до уровня твоих пошлых шуточек, – раздосадовано топаю ножкой.
– Можно подумать тебе это не нравится! – Хард победно улыбается, как человек, который всегда добивается своего. Он использовал мои же слова против меня!
Том изменился. Я окончательно убедилась в этом на каникулах, когда расстояние мы скрашивали долгими ночными беседами о мелочах, даже несмотря на внезапный приезд брюнета. Так поступают настоящие пары, сохраняют свои отношения. Да, он все такой же невыносимый, несносный подонок и похотливый извращенец, но он мой. Его шутки такие же вульгарные, пошлые, возмутительно откровенные, но звучащие как-то иначе, по-доброму. Так обычно шутит человек над своей второй половинкой, когда хочет рассмешить её и поднять настроение. Не то чтобы я безоговорочно являлась неотъемлемой частью жизни Харда, но пока мы были вместе и мне было этого достаточно. Поведение британца, его образ жизни имеют сильное влияние, и, если быть до конца откровенной, они полностью разрушили мой старый уклад жизни, принеся что-то запретное, но вместе с тем такое желанное. Моя жизнь после бесцеремонного вторжения Харда и покушения на моё размеренное и тихое существование, пошла прахом, превратившись в сплошной хаос и череду событий, наполненных радостными мгновениями и болезненными воспоминаниями. Никто и никогда не узнает, даже сам Томас, сколько боли он причинил мне на самом деле. Он может только догадываться о причиненным уроне и как-то по-своему, прикрываясь грубостью и незаинтересованностью, исправлять свои ошибки. Но это был уже другой человек. Абсолютно не похожий на того высокомерного мерзавца, который чувствует свое превосходство над всеми остальными настолько явно, что даже не пытается этого скрыть, позволяя себе омерзительные вещи в отношении девушек. Раньше Хард не пропускал ни одной юбки, ведя подсчеты девушек, которых он успел трахнуть за месяц. Сейчас моя юбка – всё что его волнует. Иногда мне даже кажется, что он испытывает легкое, пьянящее чувство гордости, наслаждаясь тем, что способен на длительные отношения с девушкой. И он готов хвастаться об этом на каждом углу. Конечно, я прекрасно все это вижу, но элементарная мужская гордость не позволяет ему пасть так низко. Будь Хард мягче, не обладая стойкой выдержкой, он бы давно залетел в университет с криками «МАЙЯ – МОЯ ДЕВУШКА!!!» Возможно я слишком предвзята и с лихвой нафантазировала себе, предаваясь сладостным мечтам, но я девушка и мне простительна такая слабость. В отношении британца я вообще стала падкой на все, что связано с ним. В этом мы несомненно были похожи. Хард любит меня по-своему, так как умеет. Как человек никогда раньше не вступавший в отношения, ограничивающийся исключительно сексуальными связями, он неплохо справляется с ролью бойфренда, чья заботы иногда граничит с помешательством. Моя любовь сильно отличается – я просто люблю, практически ничего не требуя взамен. Самое страшное в подобном виде любви то, что она оставляет глубокие следы на сердце и, если вдруг любовь Харда закончится, моя будет со мной еще долго. Будет терзать и причинять боль, и лишь со временем отступит, оставив после себя пустоту. Моя любовь имеет большой срок эксплуатации…
– О чём ты думаешь? – голос Томаса возвращает меня в реальность и мысли, которые я так тщательно обдумывала, разлетаются как неугомонный пчелиный рой.
С трепетом прикладываю ладошку к груди, ощущая прикосновение прохладной подвески в виде символа бесконечности. «Я буду любить тебя… бесконечно».
– Мне не очень хочется показываться в университете, – печаль сквозит в каждом моем слове, но я натянуто улыбаюсь, не желая поддаваться грусти и надвигающемуся страху.
После произошедшего на вечеринке Кэт я больше не появлялась в Беркли. Захлопнув двери учебного заведения, я похоронила любые мысли о том злополучном дне, погрузившись в житейские проблемы. Мне удавалось не вспоминать и не прокручивать возможный исход, если бы Хард не приехал на вечеринку Кэт в честь дня рождения или приехал на несколько минут позже. Сначала меня отвлекала ссора с Томасом и очередные выяснения отношений от темных мыслей. Затем помогла тоска по британцу. Разговоры с бабушкой и душевная боль… А когда всё это закончилось воспоминания обрушились на меня смертоносным вихрем, утягивая в водоворот боли. Такой леденящей, что немело в области сердца.
Мне было стыдно и страшно возвращаться в университет. Одному богу известно какие уже слухи гуляют по коридорам, приукрашенные россказнями Брэда.
«Не забывай о том, что ты пришла к нему в гости».
– Ты второй раз за несколько минут удивляешься меня, Майя, – Хард говорит намеренно весело, улыбается, но взгляд его печальных карих глаз отражает всю глубину душевных переживаний. Он знает, о чем я говорю! – Это полностью моя вина. – Я не буду