люблю его я. И это произошло…
– Ты же не серьезно, Майя? – Конечно, нет! Просто мне хочется сделать тебе больно. Тебе можно! Почему мне нельзя? – Ты хотел выиграть спор, а я хотела доказать самой себе, что могу манипулировать чувствами такого как ты. – Остановись, Майя! Остановись! Слова слетают с губ как ненужный мусор и мне уже никогда не вернуть их назад. Я ступаю по тропе боли и каждый мой шаг растаптывает все чувства Харда, превращая их в месиво под подошвой обуви. – Я тебе подыгрывала. Всему что ты мне говорил. – Томас смотрит сквозь меня пустым взглядом. Ничего не замечая и не чувствуя. Я хорошо постаралась. Подобрала самые нужные слова, чтобы разбить каменное сердце этого урода. – Самым сложным оказалось имитация чувств во время секса. – Он в это не поверит! Он никогда в это не поверит!
– Что ты сказала? – Значит, то что я его не люблю – это ничего страшного, он это переживет, а то что на протяжении месяцев я претворялась и только делала вид, что меня сводит с ума секс с ним – это для него катастрофа? Ты неисправим, Хард!
– Что ты сказала? – Томас оказывается вплотную к моему телу, хватает меня за волосы и оттягивает голову назад, заглядывая своим бешеным взглядом мне в глаза. В уголках глаз наворачиваются жгучие слезы от неприятных ощущений в волосах, которые Хард тянет вниз с таким остервенением и желанием причинить мне как можно больше боли.
– Повтори. – Чувствую на щеке дыхание британца, это он пытается сдержать себя. Сейчас он груб и зол, и мне хотелось бы оказать как можно дальше от него.
– Я имитировала все оргазмы, – отчеканиваю каждое слово, проговаривая по слогам и плюю их Харду в рожу, наблюдая за его реакцией. Он ехидно ухмыляется. Хватка правой руки в моих волосах слабеет, и я готова сорваться с места и убежать, но Том оскаливается и еще сильнее натягивает мои пряди волос, швыряя меня на капот машины. Я охаю от резкого и грубого удара грудной клетки о металлическую поверхность машины. Хард подгибает мою правую ногу и упирает в поверхность автомобиля. Он опускает ладонь мне между ног и проводит вдоль трусиков, зная, что каждое сказанное мной слово – ложь. Слышу, как Томас расстегивает ремень и боковым зрением вижу, как он приспускает штаны и боксеры. Дежавю. Он взял мне также бесцеремонно грубо в аудитории после лекции, когда я нарочно взбесила его.
– Значит, – Хард снова хватает меня за волосы и снова оттягивает голову назад, заставляя меня прогнуться в пояснице, – ты имитировала? – горячее дыхание британца обжигает кожу. Он отодвигает трусики в сторону и без своих мучительных ласк резко входит, заставляя меня кричать. Я упираюсь ладонями в капот, позволяя Харду трахать себя сзади как одну из его дворовых легкодоступных сучек.
Томас держит меня за волосы и двигается вперед обрывистыми, жадными толчками. Я задыхаюсь и тяжело дышу через рот. Моё тело бьётся о капот машины, а ладони британца теперь впиваются в мои бедра, подстраивая меня под свой бешеный звериный ритм.
– Имитировала? – Хард дергает меня за руки и кусает соленую кожу на шее. Прекрати повторять это, твою мать! Держась за мои руки, Том ускоренно двигается, совершая что-то запредельно непозволительное внутри меня. Я вырываю одну руку и обнимаю Харда за шею, притягивая к себе в поцелуе, пока он с жадным остервенением изголодавшегося хищника имеет меня.
– Том! – откидываю голову ему на плечо и крик мой разносится по всему лесу убегающим эхом. Я падаю ничком и прижимаюсь щекой к прохладной поверхности капота, дыша через рот. Хард наваливается сверху, целуя шею или покусывая плечи, невозможно разобрать. Его член всё что дрожит и пульсирует во мне, а я покорно продолжаю его плотно обхватывать, не желая выпускать. Он прерывисто дышит и, кажется, его устраивает новый способ отдохнуть, лежа на мне. Но меня не устраивает, что наш с ним разговор опять закончился сексом.
Хард наконец-то встает и отстраняется. Надевает свои боксеры и джинсы, и как тогда в аудитории выглядит безукоризненно и собрано, чего нельзя сказать о моей распластавшейся туше на капоте автомобиля. Усилием воли заставляю себя подняться и на дрожащих ногах повернуться лицом к Томасу, поправляя свои трусики и одергивая подол платья. Я все равно не выгляжу также безупречно, как он. Секунду назад он сказал, что его любовь – это одолжение. Еще через несколько секунд он трахнул меня, полностью растворяясь во мне и опроверг все сказанное им раннее, превратив свои слова в наглую ложь, как и я. И мы сделали это для того, чтобы причинить боль. Почему мы должны терзать и терзаться, вместо того чтобы просто быть друг с другом? Почему мои первые отношения такие сложные, безумные и ненормальные? И что значит «нормальные»? Хард – мой первый парень и мне не с чем сравнивать.
– Прости меня, – британец кладет мне руки на шею и упирается в мой лоб, – я наговорил тебе… – Что случилось? Секунду назад он готов был убить меня или затрахать, отомстив за мои слова, а сейчас он извиняется? – Ты же все еще любишь меня? – Том глядит на меня с нескрываемым волнением и страхом в глазах, большими пальцами поглаживая кожу. Он кажется таким страдающим, до нельзя несчастным и потерянным. Маленький глупый мальчишка.
– Если я скажу тебе «нет»? – руки чуть сильнее сходятся вокруг моей шеи.
– Я убью тебя и закапаю на этой полянке, – его тон мягкий, а взгляд суровый.
– Тогда мне ничего не остается кроме как сказать «да», – я игриво улыбаюсь и выскальзываю из его объятий.
– А меня ты спросить не хочешь? – Хард выглядит как потерянный щенок, с которым наигрались и бросили. Он не привык к не проявлению чувств с моей стороны.
– Ты мне ни раз говорил, что не намерен каждый день признаваться мне в любви, а сейчас сам хочешь сказать эти три слова, которые нельзя называть? – говорю с наигранным ужасом в голосе и испуганным взглядом гляжу на своего парня. Томас закатывает глаза и чертыхается, разозленный моей идеальной памятью и тем, что я обратила его высокомерность против него же.
– Тебе принципиально был нужен спор, чтобы переспать со мной?
Продолжение нашей захватывающей беседы мы переносим внутрь салона автомобиля. Я сижу на переднем пассажирском сиденье с ногами и обнимаю себя за колени, прислонившись виском к окну. Свежий воздух меня разморил, разговор с Томасом пошатнул мою эмоциональную стабильность, а секс с ним вымотал. После близости с британцев я всегда