меня. Я не жертва, а изголодавшаяся хищница. И мои клыки острее, чем шакальи клыки Вудли.
– Ты бы держал свою телку на коротком поводке, Хард! – Брэд сплевывает эти слова как грязь, обращая свой пылающий ненавистью взгляд на бывшего друга. – Или теперь из твоей игрушки она превратилась в законную хозяйку ваших отношений, и ты ходишь у нее на цырлах, целуя ей задницу! – мерзкая рожа Вудли мелькает перед глазами Харда и каждое его слово как вязкая жижа впечатывается в его лицо. – Задница у нее хорошая! Ты знаешь, я же про… – остаток слов Брэда тонет в глухом ударе Томаса, который приходится прямо в правую скулу, рассекая кожу до крови. Зашатавшись на ногах от внезапного и сокрушающего нападения, бывший друг заваливается и падает на пол. Хард нависает над ним, левой рукой хватает за шиворот футболки, встряхивает как мешок и снова бьет по лицу в разбитую скулу. Том находит отдушину в избиение некогда лучшего друга, а Брэд не особо сопротивляется. Самое отвратительно во всем этом – тот факт, что Хард защищает не мою честь, а остатки своего авторитета, который безвозвратно утерян. Избивая Брэда ему кажется, что сказанные им слова ничего не будут значить и он останется прежним Томасом Хардом, бесчувственным говнюком, трахающим все, что движется, обожаемый девушками и добивающийся всего чего желает любыми способами. Но правда заключается в том, что Брэд впервые произнес верные слова: Хард изменился! Он хоть и не бегает за мной по пятам, выполняя любые просьбы, но окончательно погряз в своей зависимости от меня, а это никак не вяжется с образом парня, который дольше одной ночи не задерживается ни с одной девушкой. И это не позволительно для него! Как бы он не отрицал, и чтобы не говорил.
Отворачиваюсь, не желая смотреть на драку. Они могут даже поубивать друг друга. Я готова дать показания в полиции против одного из них или выступить против каждого. Прямо сейчас я бы тоже не отказалась набить кому-нибудь морду. В первую очередь себе самой за свою тупость и отсутствие мозгов, которые не сработали в нужный момент и позволили мне вляпаться в поток нескончаемого дерьма, только лишь потому, что я не смогла послать Харда ко всем чертям и отказаться от участия в споре… несмотря на сильнейшую любовь, которое мне подарило это пари.
Первый учебный день после зимних каникул начался также, как и первый день в новом учебном году – я вляпалась в очередное дерьмо, и впервые прогуляю лекции. Надо же когда-то начинать. Примерной и исполнительной студентке всё сойдет с рук.
Глава 51. Майя
– Остановись!
Нисколько не сомневалась в том, что Хард поедет за мной и начнет указывать, что делать. Остановись. Сядь в машину. Как примитивно, Том! Мы живем в двадцать первом веке, и я не обязана тебе подчиняться. Вместо того, чтобы замедлить шаг, иду еще быстрее. Не настолько быстро, чтобы оставить настырно сигналящий автомобиль позади, но достаточно, чтобы показать твердость своих действий.
Боковым зрением замечаю, как машина останавливается на обочине и мне удается вырваться вперед. Теперь если Хард захочет меня догнать, ему придется бежать за мной.
– Черт возьми, Майя? – он нагоняет меня без особых на то усилий. – Ты можешь остановиться? – хватает меня за руку и разворачивает к себе лицом, и я наконец-то могу во всей красе засвидетельствовать разукрашенную физиономию британца. Левая скула разбита не так сильно, как правая скула Брэда. Нижняя губа треснута и из ровной прямой ссадины еще сочится кровь. Левая бровь рассечена и запекшаяся кровь неподвижной дорожкой застыла на коже. Костяшки пальцев сбиты в кровь. Не то чтобы мне не жалко Харда, просто сейчас мне легче быть бесчувственной, и я даже начинаю понимать британца и стиль его жизни. Когда нет чувств, то и проблем меньше.
– Какого черта? – Давай, Том, нападай на меня! Ты всегда это делаешь!
– Что? – остаюсь невозмутимой и вопрос мой звучит холодно.
– Я вообще-то подрался из-за тебя! – Какое благородство! Поставлю тебе памятник… посмертно!
– Нет! Ты подрался из-за себя! – Мне кажется, что я ору на всю улицу, но слова срываются с губ тяжелым шепотом и как будто облачко дыма от разгорающегося пожара внутри застывает на губах.
– Что опять не так? – Том держится на расстоянии, прекрасно зная, что лучше меня сейчас не трогать.
– А ты думаешь всё в порядке? Я о многом не рассказываю, но это не означает, что все идеально или мне просто не хочется ранить твои так внезапно проснувшиеся чувства! – Это неоправданно жестоко! Хард остается невозмутим.
– Сядь в машину, – цедит он сквозь зубы, порываясь схватить меня и как мешок закинуть на задние кресла. – Или я сам затолкаю тебя! – Ладно, повыпендривалась, пора и честь знать! Подхожу к автомобилю и несмотря на острое желание убить меня, Том открывает переднюю дверь, а я, игнорируя его джентльменский поступок сажусь на задние сиденья, яростно хлопнув дверью. Хард занимает свое водительское место и выруливает на дорогу. Я тупо смотрю в окно, не желая ни разговаривать, ни даже встречаться взглядами в зеркале.
Мы едем в мертвой тишине. Томас следит за дорогой даже не предпринимая попыток поймать мой взгляд в зеркале заднего вида. Он игнорирует мое присутствие, словно меня вовсе не существует или рассматривает его как временную трудность. Включает негромко музыку, показывая, что любой вид беседы просто невозможен. Он сосредоточен на дороге, на словах песни и на своих мыслях, которые, очевидно, кружат в его мозгу как хищные коршуны, чтобы растерзать меня за мою необоснованную вспыльчивость. Но разве не этого я добивалась? Зато я сказала ему чистую правду! Я действительно не все ему рассказываю о своих чувствах, в первую очередь потому, что Харду не нужна такая глубокая эмоциональная привязанность, которую я к нему испытываю. Он не поймет, по крайней мере, не сейчас! Британец не до конца свыкся с мыслью, что он больше не местный университетский ловелас и по факту принадлежит одной девушке, а я тут со своими глубокими чувствами, которые как тараканы: заводятся быстры, а избавиться от них не так просто.
Хард съезжает с трассы на узкую лесную дорожку и медленно едет вглубь леса, планируя что-то в своей голове. Его молчание начинает меня бесить. Он не смотрит на меня. Ничего не говорит и строит из себя обиженного. Конечно, возможно, я и погорячилась, и действительно обидела его своими словами, но никто не говорил, что правда – это приятная
