и комфортно. Всё это легче забыть и двигаться дальше. Жить своей спокойной, скучной и занудной жизнью. Но самое страшное в этих воспоминаниях – их сокрушающая жизненная сила.
Я снимаю каблуки и одежду, что призвана была демонстрировать мою стойкость и непоколебимость. На самом деле, я чувствую себя раздавленной и ничтожной, будто каждое слово, каждая фраза Харда как грязь стекают по моему телу, пачкая меня и оставляя на моей душе нестираемые пятна. И сейчас я мечтаю смыть с себя все отравляющее свойства слов британца, что осели на моей коже под обжигающим потоком проточной воды. Ведь всё и всегда начинается с душа.
Захожу в ванную комнату. Настраиваю горячую воду в душевой кабинке и избавившись от нижнего белья, юркаю под острые струйки воды. Подставляю лицо под теплый поток и позволяю воде очистить своё тело от сквернословия кареглазого подонка. Беру кусок мыла и с остервенением намыливаю тело. Скребу кожу подушечками пальцев, представляя, как отвратительные и мерзкие слова британца ошметками грязи падают и смываются в канализацию вместе с мыльной водой. А моё тело вновь чистое, благоухающее и нетронутое. Упираюсь ладонью в запотевшую, от моего глубокого дыхания, стенку душевой и позволяю воде намочить волосы, наблюдая как она медленно утекает. Надеюсь, что вместе с моими проблемами и переживаниями.
Выключаю воду и выхожу из кабинки. Первые секунды тишины такие звонкие, что моё размеренное дыхание кажется мне оглушающим и бьющим под дых своей безысходностью. Я заворачиваюсь в махровое полотенце и обратно иду в спальню, на ходу промакивая влажные волосы, закрывающие мне обзор, поэтому я не сразу замечаю присутствие постороннего человека в моей комнате.
Хард стоит спиной ко мне около окна и задумчиво смотрит на дорогу. Балконная дверь приоткрыта, а шторы раздвинуты в разные стороны – единственный возможный и доступный способ британца попасть на мою территорию. Он оборачивается на звук и смотрит мне прямо в глаза пронзительным взглядом ни за что брошенного человека. Мое тело пробирает крупная дрожь, как будто меня окатили ледяной водой и мерзкие холодные капли мучительно медленно стекая, застывают на коже.
– Ошибся домом, Том? – теряю интерес к столь важной персоне ровно через несколько специально отведенных секунд, которые положены для оскорбленной девушки. Британец нервно оглядывается, не узнавая в моих словах меня. Девушку, что всегда сглаживает любые ссоры и находит способы уладить конфликт. Девушку, что совершенно не тронута его присутствием.
– Или забыл адрес своей тёлки? – Брюнет недовольно кривится и покачивает головой, отказываясь слышать мои слова и принимать всерьез мой пренебрежительный тон. – Ты бы завел себе блокнотик, чтобы записывать к кому и когда ты должен поехать на случку, – Томас обдает меня ошпаривающим взглядом клокочущей ярости, что всколыхнулась в его обиженной душонке. – А то неловкая ситуации… неудобно как-то, – неопределенно пожимаю плечами, прикидывая в голове другие неловкие ситуации в случае активной сексуальной жизни кучерявого субъекта. Кто виноват, что Хард в моих глазах от любимого человека скатился до простого постороннего? Только он.
– Майя, пожалуйста… – Хард держит дистанцию и как неумелый пацан, растерявшийся, оставшись наедине с девушкой в её спальне, переминается с ноги на ногу и жмется к оконной раме. – Давай поговорим. – Он небрежно зачесывает пятернёй волосы назад и как загнанный зверек выжидающе смотрит на меня, умоляя о снисхождении. На фоне безупречного интерьера моей скромной комнатки, светлой и чистой, Хард выглядит как ненужная мебель. Вычурный, неподходящий и лишний.
– Сейчас ты хочешь поговорить? – отбрасываю маленькое полотенце на кровать и запускаю пальчики в свои длинные и мокрые волосы, и пытаюсь немного их расчесть, избавляясь и от лишних капель воды, что стекают по лопаткам. Учащенное дыхание британца ничего не разжигает во мне, заставляя трепетать от одного его присутствия. Внутри даже ничего не ёкает и не дрожит как было раньше, стоит Харду только заявиться и посмотреть на меня, в очередной раз негласно заявляя безоговорочные права на меня.
– Мне кажется, разговоры излишни, Том, – он шумно выдыхает, словно ломается под неприступностью моего поведения. Это больше не высокомерный и самовлюбленный говнюк, который несколько часов назад потешался над моим влюбленным сердцем, возомнив себя королем моего мира. Сейчас он обычный парень, растерянный и напуганный, без запасного плана.
– Дай мне всё объяснить, – отчаяние в голосе британца такое острое и пронзающее, что я с трудом остаюсь хладнокровной.
– Зачем? – с улыбкой на губах пожимаю плечами, прекрасно понимая, что любые дополнительные разъяснения увиденного – глупая затея. – Какое ты можешь дать объяснение тому, что первая встречная тёлка засовывает свой язык тебе в рот? После всех твоих признаний и слов любви. Ты действительно думаешь, что этому есть объяснение? – Пристальный взгляд карих глаз Томаса ковыряется в моей душе в поисках чего-то тонкого и уязвимого, за что сможет ухватиться и вернуть меня прежнюю. Переполненную любовью и сочувствием к этому монстру в человеческом обличии! – Не в этот раз, Том! – Отворачиваюсь от Харда. Выдерживать его взгляд становится тяжелее с каждой секундой.
Я сбрасываю на пол махровое полотенце, все это время, скрывавшее моё чистое, благоухающее тело и предстаю перед Хардом абсолютно обнаженная. Не только телом, но и душой. Замечаю нелепую возню у себя за спиной и вижу, что от безысходности своего положения Том садится на корточки и обсматривает меня снизу вверх, вульгарно рассматривая каждую родинку на коже. Я остаюсь безучастна. Душа не уходит в пятки. Сердце не трепыхается в груди. А чувствительность тела притупляется, став невосприимчивой к присутствию Харда. Это одновременно и пугает, и вселяет какую-то уверенность. Во мне еще осталась стойкость, и я окончательно еще не погрязла в своей любви к британцу. Но шаловливое осознание того, что я до сих пор волную и возбуждаю Харда опьяняет. Конечно, я не ради этого похотливого козла обнажилась, просто так сложились обстоятельства. В конце концов, это моя спальня. Хочу ношу одежду, хочу – нет. Но хорошего понемногу. Побаловала и хватит. Хард должен быть мне благодарен за то, что я вообще позволяю ему находиться в моей спальне и любоваться моим телом, после всего, что он сделал.
Быстренько переодеваюсь в чистую футболку, предпочтительно проигнорировав необходимость надеть нижнее бельё.
– Ты несправедлива. – Он смеет бросаться такими фразами и требовать моего снисхождения после всего, что он сделал, не предприняв ни одной попытки извиниться и попросить прощение за свое ублюдское отношение.
– Несправедлива? Тебе серьезно хватает наглости говорить мне о таких вещах? Ты идешь и облизываешься по углам с любой доступной девкой, заявляешься ко мне домой с видом обиженного ребенка, которого ни за что
