чернеющими на сучьях огромными гнёздами аистов. Те же голые зимние сады и поля, разве что земель под ячмень и пшеницу отведено куда меньше, теперь больше растят хлопок. Как и в его мире, вдоль дороги стоят небольшие деревни с домами-мазанками, разве что выглядят куда беднее. Амбаров под зерно почти нет, и скот здешние дехкане стараются не держать. В городах неизменные улочки, где арба, проезжая, боронит по обе стороны глиняные заборы, на площадях высокие минареты с узорными изразцовыми шапками, на которых утром и вечером горит огненный блеск зари. Сверху жрецы-улемы каждое утро и вечер призывают молиться Таджу. Не изменились ни дымные чайханы, где можно заказать и душистый настой, и жирный плов, ни пёстрая сутолока базаров, где бойкие зазывалы кричат, расхваливая лучший в мире товар от медных кувшинов до шёлковых платков и шитых золотом халатов.
Только люди здесь были совсем другие. Ислуин помнил детей Таджа иными: полными смелости, честного лукавства и благородной хитрости. Они гордились своей землёй и потому великодушно относились к любому чужаку. Пусть гость восхитится красотой девушек, что по весне, сняв платки и сменив платья на шаровары, соревнуются в лихих скачках. Пусть склонится перед мудростью улемов, когда седобородые старцы затеют диспут о толковании священных книг или об устройстве мира. Пусть позавидует мастерству чеканщиков и оружейников, чей дамаск спорит с булатом гномов. Бывало, города Южного союза ссорились между собой – но сразу забывали обиды, едва враг ступал на их землю. Во время первого нашествия армия орков сумела войти в страну, зато обратно не вышел ни один завоеватель.
Здесь всё было иначе. В землях падишаха правили трусость, жадность и зависть. Каждый, от правителя города до нищего дехканина знал, что главная добродетель – вовремя склонить голову перед высшим и хлестнуть плетью низшего. Улемы больше не спорили в поисках истины, зато призывали не раздумывая следовать воле падишаха, объявляя её божественным законом. Дети Таджа больше не гордились своим величием, а презирали чужаков, боялись и завидовали соседям. От полного разорения падишаха спасал хлопок, который охотно покупали и в заснеженных владениях ярлов севера, и на островах благодатного юга. А государство от гибели спасали непроходимые пески и то, что искусство строить дальние порталы оказалось в этом мире прочно забыто. Но если оркам удастся как-то пересечь пустыню, то страна падёт сразу. Шахрисабзсцы предпочитали от любой беды прятаться поодиночке, надеясь, что смертный покров заденет только соседа. Прежних южан Ислуину напоминали одни горцы – не зря жители равнин ненавидели их даже больше, чем пришельцев из далёких краёв.
***
В нужный город Ислуину и Лейтис попасть не удалось, там начались волнения среди крестьян и ремесленников. Для страны регулярные, но бессмысленные бунты в отдельных провинциях были привычны, как привычен и результат. Сожгут с десяток домов самых ненавистных кади и вельмож, поверят обещаниям посланника шаха «наказать и разобраться» и разойдутся по домам. Спустя пару недель через одного «бунтовщики» окажутся на каторге или в рабском ошейнике. И неважно, громил ли ты дворец эмира или сидел в это время дома. Оставшимся посадят на шею нового взяточника, и жизнь потечёт по-прежнему. Вот только ждать, пока всё успокоится, Ислуин не мог, да и расспрашивать боящихся собственной тени людей трудно. Оставалось развернуть коней и ехать прямо на запад, досадуя о бестолково потерянных днях.
Словно в извинение за неудачу, судьба в первой же чайхане на идущем к побережью тракте подкинула Ислуину неожиданного, но полезного спутника. Почтенный савдогар Джаббор-баши тоже ехал к океану и был рад разделить дорогу с юношей своего сословия. Тем более что торговал он хлопком-сырцом и мифическому «отцу» магистра был не конкурентом. Мужчина любил «общение с образованными людьми» и ещё больше обожал давать наставления «молодому человеку вдвое младше себя». А кроме того – рассуждать о смысле жизни, приводя в пример то, что знал, слышал и видел во время поездок по своей стране и соседним государствам. Незаметно для себя купец умудрялся рассказывать множество ценных и нужных магистру сведений. Особенно когда «юноша по неопытности выбалтывал интересные сведения о торговле» – Джаббор сразу становился довольным, открывал «шлюзы своего глубокого озера мудрости», и поучения изливались неудержимым потоком. Оставалось направлять беседу в нужное русло.
Так было и сегодня, едва они остановились на ужин в очередной придорожной чайхане. Заведению было далеко до роскоши богатых городских ресторанов, где гости чинно сидят на дорогих подушках, отделены от остальных клиентов ширмами из шёлка, а блюда подаются на расписных тарелках редкого фарфора, едва успеешь махнуть официанту… Но обоим путешественникам нравилась сутолока маленьких харчевен. На господской половине было не так темно, дымно, тесно и чадно, как в соседней зале – но и сюда уже забрались вечерние сумерки, доносился шум и гам множества людей, тянуло жаром печей с кухни. Сквозь дверной проём виднелись потные оголённые до пояса повара, которые спешили, кричали, толкали друг друга и раздавали подзатыльники поварятам. Булькали огромные котлы, накрытые деревянными пляшущими кругами, сытный пар от бараньего плова сгущался под потолком, в сизом чаду яростно шипело масло, светились стенки накалённых жаровен, и жир, капая с вертелов на угли, горел синим душным огнём и бросал вспышки странного «колдовского» света.
Заказ в таких чайханах приносили не сразу. Хозяева не нарушали очередь даже ради богатых савдогаров, поэтому оба купца в ожидании плова с удобством расположились за беседой. Чуть ближе ко входу сидели Лейтис и корддами Джаббора-баши: обе телохранительницы пользуясь случаем разговаривали, старшая тоже наставляла «молодую коллегу». До тридцати лет, когда телохранитель могла выбирать себе нанимателя самостоятельно, доживали немногие – и женщина делилась опытом, который поможет девочке уцелеть.
Бросив аккуратный взгляд – как там Лейтис – Ислуин вслушался в поток красноречия Джаббора. Только что магистр «случайно» проговорился, дескать, перед отъездом услышал от отца новость: Империя формирует ещё один легион. Сокращение армии приостановлено, и цены на хлопок для мундиров поползут вверх. От такого известия в глазах савдогара зазвенели монеты, и он тут же принялся убалтывать молодого коллегу, чтобы тот не вспомнил про свою оплошность. Разговор беспорядочно перескакивал с одного на другое и как это часто бывало в последнее время, свернул на государственное устройство:
– Главное, домулло Сафар – это порядок. Соблюдение законов есть основа государства. Закон соблюдается, если существует верный порядок. А верный порядок – это когда низший знает своё место, боится и потому склоняется перед старшим. Только это обеспечит стабильность, незыблемость и даст процветание.
– Даже если закон глуп, и творят его исключительно
