ради собственного блага, а не общей пользы? Простите, домулло Джаббор…
– Вы ещё очень молоды, домулло Сафар. Но поверьте человеку, который вдвое старше вас, и которому жизнь дала больше опыта и мудрости – любой закон священен, потому что идёт от власти. Чернь этого не понимает, как никогда не понимает своего счастья. Возьмите Зеравшан, куда мы с вами не попали. Чего они добились? У них был мудрый кади, которого они выбрали…
– Ну, я бы не назвал бы это выбором – должность пожизненная, всегда сохраняется за семьёй, да и старшины ремесленных концов давно уже только присутствуют при оглашении имени.
– Вы ещё предложите как в Империи – менять судью каждые пять лет. Я удивлён, что их система до сих пор не развалится. Ведь только-только назначенный кади войдёт в курс дела, станет знаком уважаемым людям и наладит нормальную жизнь, как на его место приходит другой человек, и всё начинается с пустого места. Или, вот: дети тамошних эмиров обязаны молодость проводить на службе падишаха под началом черни. За это время они теряют и хороший вкус, и манеры, и саму способность управлять. Это как львёнка отдать на воспитание овцам, а потом ждать от выросшего зверя настоящей храбрости и величия.
– Зато в Империи уже давно не было смут. И даже тамошние дехкане готовы с оружием защищать свою страну.
– Вы сами только что привели хороший пример. Вы никогда не были за Рудным хребтом, потому не видите слишком жестокого и глупого правления тамошнего падишаха. Зато я хорошо помню, как расправлялись с северными эмирами, которые всего-то хотели отстоять свои освящённые предками права на владение подданными. Поверьте мне, Империя – это огромный голем, там нет внутренней твёрдости. И скоро она развалится, как рассыпается под ветрами и дождями любая глина. Зато наш порядок вечен, потому что верен. И поэтому крепок как скала. Скоро мы приедем в Файзабад, и вы сами увидите, какие успехи даёт по-настоящему твёрдая рука.
***
Им повезло присоединиться к большому купеческому каравану – хозяин неплохо знал Джаббора и согласился принять посторонних. Такой караван мог не опасаться разбойников и не останавливаться обязательно за оградой постоялых дворов, а идти от рассвета до заката. Поэтому спустя всего четыре дня они пересекли границу эмирата Файзабад, а ещё через день вдали сквозь пыльную мглу показались минареты великого славного города. Хрипло начали переговариваться измученные жаждой и дорогой караванщики, ослы и верблюды прибавили шагу: солнце уже садилось, и надо было спешить, чтобы войти в Файзабад раньше, чем закроют городские ворота. За воротами караван остановился, дорогу преградили стражники. Все обутые и одетые, никого в рваной одежде или босого. Последним шагал сборщик пошлин – как положено дородный, в шелковом халате и богато расшитых туфлях, со следами невоздержанности и порока на мясистом лице. Окинув взглядом караван, он с достоинством сказал:
– Приветствую вас, купцы, желаю вам удачи в торговых делах к вашему достатку и славе города Файзабада. Покажите товар и заплатите положенную пошлину. И знайте, что есть повеление эмира избивать палками до смерти каждого, кто утаит хоть самую малость товара!
– Ну что скажете, домулло Сафар? Убедились, что такое настоящий порядок? Богатая область, сами по пути видели, что никаких разрушенных мостов или сухих арыков, дно которых потрескалось от жары. Поля не дичают и не зарастают бурьяном, сады не погибают от жажды, а нищие не сидят вереницами вдоль дорог, вымаливая подаяние. Везде процветание и порядок.
– Я подумаю над вашими словами, домулло Джаббар.
– Так-то.
Магистру хватило выдержки не отвечать, и разговор затих сам собой, хотя сказать хотелось многое. Город действительно выглядел куда привлекательнее и богаче других городов Шахрисабза… Если не обращать внимания на то, что на площади перед дворцом эмира вместо столбов для наказаний кнутом стояли два десятка копий с отрубленными головами, и разносился сладковатый запах от ещё четверых трупов посаженных на кол. Да и вдоль дороги подобные украшения не редкость. Не зря по городу душным маревом прямо-таки стелется привкус ужаса.
И дело не в жестокости или строгости правителя, а залог процветания эмирата не в бережливости. Просто хороший хозяин никогда не станет гонять овец перед забоем, чтобы они худели, а наоборот их откормит. Относительно сытых людей проще и легче пугать, чем тех, кому терять вообще нечего, кроме своей жизни. И потому висят над Файзабадом тонкие, незаметные для обычных магов пепельные нити, которые впитывают страх. Не зря магистр расспрашивал купца последние дни и торопился сюда. В городе свили себе гнездо сохнуты! Причём нежить вела себя донельзя нагло, даже не прятала свою ловчую сеть. Или не слышали, что от магов Жизни пепельную паутину не скроешь? Впрочем, если нежить и правда не знает про магов Жизни, кое-какие основания для беспечности есть. С такими запасами энергии они могут поспорить с чародеями-стихийниками уровня магистра.
Тварей необходимо было уничтожить, поэтому Ислуин вынужден был задержаться. Расстался с попутчиком, сказав, мол, по торговым делам нужно несколько дней провести в городе, и он постарается догнать позже. После чего… пришлось объясняться с Лейтис: девочка удивилась так сильно, что позволила себе не согласиться с наставником.
– Учитель, но ведь нам надо покинуть страну как можно скорее, а каждый лишний день приближает сезон весенних штормов!
Ислуин улыбнулся – растёт, ещё пара лет и будет спорить вовсю. Точь-в-точь как он когда-то. Вот, наверное, сейчас веселится в Унтонге бакса Октай!
– Ты права, девочка, вот только кроме прав и возможностей у любого мага есть и обязанности. Уже поскольку он маг. В этом городе живут сохнуты. Не старайся вспомнить, ты про таких наверняка не слышала. В Империи за ними охотятся и выбили ещё несколько поколений назад. Сохнут – родич вампира, только встречается куда реже. Пьёт не кровь, а чувства и страхи, и спокойно переносит солнце. В остальном – такой же оживший труп.
– А при чём тут мы?
– Сохнута трудно распознать и ещё труднее убить: сила, скорость и регенерация как у вампиров. Добавь высокую сопротивляемость магии – любой, кроме стихии Жизни. Потому долг каждого чародея нашей школы уничтожать подобную нечисть. Впрочем, не думаю, что мы задержимся надолго.
Несколько дней спустя Ислуин был уже не так категоричен. Просто развоплотить старшего сохнута было нетрудно: два раза в неделю эмир, чью личину носила тварь, выезжал по «государственным делам», судил на площади и наблюдал за публичными казнями. Дворцовая стража усердно расчищала владыке проход
