— никто плакать не будет.
Он отвернулся и пошёл прочь, не дожидаясь ответа.
Я остался лежать на спине, глядя в темнеющее небо.
Масштабируемое средоточие. Я не знал, как далеко оно способно меня завести. Но знал точно — если кто-то узнает, пока я слаб и один, меня просто прирежут. Или отдадут на что-то, что хуже смерти. Здесь каждое преимущество надо прятать за маской беспомощности. Иначе тебя съедят свои же.
Инструктор был прав в одном: слабость — это не приговор. Только если ты умеешь молчать.
— У тебя три недели, — инструктор сунул мне под рёбра деревянной палкой. — Не для того, чтобы выжить. А чтобы довести своё средоточие до потолка. Выжить — это само собой. Но если ты не выжмешь из себя всё за это время, на турнире тебя порвут.
— Каком турнире? — выдохнул я, вставая, чувствуя, как в боку всё горит.
— Ты же претендент, — фыркнул он. — Думаешь, тебя просто так в живых держат? У нас мало времени. Потому хватит бегать как подстреленная курица.
Он махнул кому-то, и через минуту мне поднесли снаряжение: длинное копьё из странного светло-серого металла — лёгкое, но острое как бритва. Даже просто сжав его в ладони, я почувствовал, что с этим оружием надо быть осторожным.
Следом — щит. Небольшой, но с плотным утолщённым краем. Как будто предназначен не только для защиты, но и для того, чтобы ломать чужие кости при прямом ударе.
— Привыкай. Это твоё, пока не сдохнешь или не разочаруешь Старшего. — Инструктор сунул мне копьё в руки и сделал шаг назад. — А теперь попробуй нанести удар. По вон той кукле.
Кукла была из плоти. Точнее, из какой-то замотанной шкурой туши, закреплённой на толстом шесте. Пахло от неё мерзко. Я сжал копьё, чуть отступил, выставил ногу — как помнил из пары фильмов про спартанцев — и ткнул.
Неловко. Угол неправильный, копьё соскользнуло, даже не пробив верхний слой.
Инструктор усмехнулся.
— Да ты убийца, конечно. Прямо бог охоты. — Он щёлкнул пальцами. — Ещё раз. И не размазывай силу. Вложи вес. Вот так.
Он сам взял другое копьё и показал: короткий шаг, лёгкий разворот корпуса, и железо вошло в тушу почти по самое древко. Без усилия. Чисто. Эффективно.
— Ты не дерёшься за стиль. Ты дерёшься, чтобы выжить. А теперь — тыкаем, пока руки не отвалятся.
И я начал. Удар за ударом. Первый десяток — мимо. Следующий — уже лучше. Потом я начал чувствовать инерцию, вес, как балансировать щитом, как шагать, чтобы не терять равновесие. Но всё равно двигался неуклюже, как будто управлял чужим телом.
— У тебя движения, как у пьяной козы, — буркнул инструктор, не скрывая насмешки. — Но ладно. Коза, если упорно долбит, и в стене дырку сделает.
Я снова ткнул. Потом отбил условную атаку щитом. Потом ещё. Руки болели, пальцы сводило. Ноги дрожали. Но я продолжал. Потому что альтернатива — смерть. Или то, что хуже.
И где-то глубоко внутри я знал: лучше быть живой костью для насмешек, чем мёртвой легендой без шанса на второй раунд.
Далее инструктор решил, что я готов для первой охоты. Или не готов, но ему некогда нянчиться с каждым новоприбывшим.
Я не знал, чего ждал от первой охоты. Может, визга, клыков, потерь органов. В моей голове всё рисовалось куда кровавее, чем оказалось в реальности. Но, когда мы вышли за периметр, где кончалась убогая ограда из кольев и острых костей, мир стал другим — тише, злее. Трава здесь была жёсткой, почти колючей, в воздухе висел металлический привкус, и каждый куст будто смотрел.
Инструктор шёл сзади, молча. Без шуток. Без насмешек. Только кинул:
— Найдёшь одиночку — действуй. Не тяни. Не отступай.
Скоро я его и нашёл. Бездушного.
Он вышел из-за камней — тварь на четырёх конечностях, с продолговатой мордой и абсолютно сухой кожей, будто его кто-то выварил и оставил на солнце. Вытянутые пальцы заканчивались когтями, но не хищными — скорее, как у больного насмерть человека, уцепившегося за край жизни.
Он зарычал, если это можно назвать рычанием, и рванул вперёд.
Моё тело отреагировало раньше, чем я успел испугаться. Щит вперёд, шаг в сторону — копьё вперёд!
Но я промахнулся. Не до конца — рассёк ему бок, но слишком неглубоко. Тварь ударила меня в грудь — удар глухой, тяжёлый, но броня выдержала. Я отлетел на пару шагов, но не упал. Щит — снова между нами.
Дышать трудно, сердце как барабан, но тело слушается. И это главное.
— Думай не о победе, а о точке, — шептал я себе. — Один укол. Один. Точно.
Он бросился снова, а я встретил его — не щитом, не копьём, а всей массой тела. Щит вперёд, шаг навстречу, и в тот момент, когда тварь чуть замедлилась, чтобы изменить угол атаки, — я вогнал копьё в её шею.
С хрустом.
Она завизжала. Дёрнулась. Тряслась и била лапами по воздуху. Я отступил, выдернул оружие и, не давая себе подумать, нанёс ещё удар. Ещё. И ещё.
Пока не затихла.
Тишина была оглушительной.
Кровь — если это была кровь — стекала вязкими чёрными каплями. Сердце грохотало в груди. Я дышал, как бегун на последнем круге. Ноги подкашивались. Но я стоял.
Я победил.
Я остался жив.
Инструктор подошёл только спустя пару минут. Окинул взглядом тело, меня, копьё.
— Для первого раза — неплохо. Жив, цел и не обделался.
— Почти, — прохрипел я.
Он хмыкнул, бросил мне флягу с чем-то горьким и сказал:
— Теперь снова. Ещё трое. Сегодня ты должен убить хотя бы четырёх. Иначе это не охота, а прогулка на кладбище.
И я пошёл дальше. Усталый, но — уже другой.
Я думал, после первого боя мне станет легче. Что адреналин сделает остальное, что руки сами найдут силу, а ноги — уверенность. На деле всё было иначе. Каждая схватка — как заново родиться. Больно, тяжело, страшно. И грязно. Адски грязно.
Второй бездушный был быстрее первого. Маленький, будто подсушенный шакал, но с когтями как ножи и глазами, которые не моргали. Он почти проскочил мимо щита — царапнул бедро, попал по руке. Только броня спасла. Я ударил копьём в грудь, но он не умер. Он продолжал ползти, скрёб по металлу,
