рыча так, будто его глотка полна пыли. Только второй удар в голову положил его окончательно.
Третий был легче. Или, может, я просто уже стал злее. Он вылез из-под поваленного ствола, пошёл в обход, думал, что я не замечу. Но я уже ждал. Щит в одну сторону — копьё в другую. Он не ожидал, не успел. Всё закончилось быстро.
Я даже не успел испугаться.
Но потом…
Потом всё изменилось.
Шорох. Ветер. И тишина, которая звенела в ушах. Я повернулся — и увидел их. Трое. Из-за зарослей. Сразу.
— Проклятье… — прошептал я.
Они бросились одновременно. Я отступил, едва не споткнувшись, поднял щит — и врезался в первого. Удар сбил его с ног, но двое других уже были рядом. Один ударил сбоку — щит спас, но плечо затекло. Второй с когтями — целился в лицо.
Я рванул вбок, перекатился, поднялся. Копьё — в одного, резкий выпад. Промах. Удар по шлему. Мир дрогнул. Звук звона внутри головы. Но я стою. Я держусь.
— Один шаг — один удар. Один вдох — одна цель. — Я повторял это себе, как мантру.
Первого я поддел снизу, в живот. Он заорал, вывалил внутренности, но не умер сразу. Второй схватил меня за ногу — щитом в морду, копьём по шее. Скользко. Скользит. Не входит. Давлю. Сил нет. Но он падает. Он не двигается.
Третий, самый осторожный, уже пытался бежать. Не дал. Не позволил. Копьё, крик, удар. Всё, что было. Всё, что осталось.
А потом — тишина. Только моё дыхание. И голос инструктора, сухой, как старая кора:
— Жив. Значит — готов.
Я молча кивнул, сжимая дрожащие пальцы на древке копья. Всё болело. Внутри — пустота. А снаружи — кровь, пыль, и едва различимое чувство… не гордости, нет. Скорее, странного понимания. Осознания, что назад дороги нет.
— Завтра пойдёшь один, — сказал он. — Увидим, выживешь ли без поводка.
Я кивнул снова. Устал, измучен, но жив. А значит — иду дальше.
Первый самостоятельный выход — как прыжок в прорубь. Даже если знаешь, что умеешь плавать, всё равно холод пронзает до костей.
Мне выдали стандартный набор: паек на два дня — вонючее, сухое мясо, больше напоминающее бересту, чем еду, флягу с водой, охотничий нож с зазубренным лезвием. Копьё я уже считал своим. Щит — чуть менее. Он всё ещё казался чужим, но я научился не спорить с вещами, которые спасают мне жизнь.
Я шёл по хрусткой траве, что-то между болотом и выжженным лесом. Воздух был тяжёлым — как будто сам лес не хотел, чтобы я здесь находился. Время тянулось медленно. Солнце висело где-то сбоку — и казалось неподвижным. Это место ломало ощущение реальности.
Первая пара бездушных вышла на меня неожиданно — как всегда. Один крупный, с раздутыми плечами, другой поменьше, но с челюстью, которая выглядела так, будто могла разгрызть камень.
Я не стал отступать. Щит поднят, копьё вперёд.
Первый бросился — я ловлю на щит, ощущаю вибрацию удара через весь скелет, но не падаю. Второй обходит — быстро, но я уже жду. Поворот корпуса, выпад, чётко в бок. Он дёрнулся, упал, заорал. Первый снова пытается атаковать — слишком поздно. Я вкалываю копьё ему под рёбра, вхожу почти по гарду. Он содрогается и сыпется, как мешок с тухлым мясом.
Я дышу. Глубоко. Не тяжело — не так, как раньше.
Двигаюсь дальше.
Теперь они встречаются чаще. Три, потом четыре. В одной группе была пятёрка — я чуть не сдох. Но не сдох.
Я стал быстрее. Точнее. Удар — отскок. Защита — выпад. Никаких красивых движений, всё по прямой. Мозг отсеивает всё ненужное. Он словно в фоне ведёт статистику:
“Ушло три удара — плохо. Попытка блока плечом — неэффективно. Челюсть бездушного — ломает копьё? Нет. Проверено.”
Он работает сам по себе, а я — просто позволяю телу двигаться.
Иногда ловлю себя на том, что почти не чувствую страха. Адреналин — да. Концентрация — безумная. Но паники больше нет. Вместо этого — ритм. Как будто я стал частью этого жуткого мира.
Я даже начал разговаривать с мёртвыми. Не вслух, в голове:
“Ты был хорош. Почти попал. Но не хватило. А теперь — спасибо за опыт.”
Это не делает их менее страшными. Но делает меня — живым.
Первый день почти закончился. Осталось найти укрытие, поесть, обработать ссадины и дыры в броне. Потом — спать.
А завтра… Завтра снова в чащу. В глубже. В ближе.
Пока метка на руке горит, я принадлежу охоте.
К сумеркам я начал выдыхаться. Мышцы гудели, как натянутые струны, рука дрожала, пальцы с трудом удерживали копьё. Осталось лишь найти укрытие, желательно без когтей, зубов и гнилого дыхания внутри. Я двигался на инстинктах, понизу, между полусгоревших деревьев, прислушиваясь к каждому треску.
Именно поэтому я услышал его слишком поздно.
Он не выл, не шёл громко. Просто… вышел из тени, как будто был частью этой тьмы.
Больше двух метров ростом. Обнажённая мускулатура, будто кожа сожжена и сорвана, обнажая пульсирующие волокна. Лицо искажено, один глаз затянут плёнкой, другой пылает зловещим жёлтым светом. И когти. Как у медведя, но длиннее.
Это не обычный бездушный.
Я отступаю — он бросается. Молниеносно. Удар — щит дрожит, я падаю на колено, едва не теряя копьё. Спину пронзает боль — камень или коряга, неважно. Живой. Пока.
— Спокойно, — шепчу сам себе, — не паникуй. Сейчас умрёшь — обидно будет.
Он атакует снова — я кувыркаюсь вбок, царапины по ребрам, но цел. Вскочить — и вперёд! Бью копьём в живот — как в дерево. Он дёргается, но не падает.
Щит — удар — назад. Я уже не думаю. Просто реагирую.
Бой продолжается — минута? десять? вечность? Щит треснул, левая рука не поднимается, я весь в грязи и крови — своей или чужой. Копьё вонзается в горло, когда он замирает на миг. И этого хватает.
Он начинает падать, а я падаю вместе с ним.
И тут — голос в голове. Холодный, чёткий, как всегда:
— Поздравляем. Получено 6 единиц энергии тела.
— Активирован второй уровень средоточия. В течение следующих суток будет незначительно укреплено физическое тело.
— До следующего уровня
