не пытаюсь остановить кровотечения. Лишь бинт на бедре, перетянутый так, что палец не просунешь. Одна из тварей — с раздвоенными лапами и чешуйчатой спиной — сумела добраться до меня, прежде чем я пронзил ей глотку.
Рванула мясо на ноге. Почти до кости.
Я не упал.
Не смел.
Теперь двигаюсь с перекосом, тяжесть на одну сторону. Но двигаюсь. Иначе не выжить.
Очередная тварь, мелкая, юркая. Прыжок — я не успеваю отбить копьём, потому что отмахивался от другой. Она цепляется за спину, когтями впивается в плечо. Кулаком — вслепую — бью назад. Раз, два. Она визжит, но не отпускает. Тогда просто падаю на спину, вдавливая её в камень своим весом.
Хруст — как будто наступил на голову крысе.
Тишина.
На миг.
Но я уже не верю тишине. Просто жду следующего.
Следующий приходит.
Я встречаю его уколом в шею. Тварь дёргается, срывается, но падает. Слишком медленно. Я уже отступил, уже перехватил.
Мир — в красных пятнах. В трупах. В грязи.
Камни под ногами скользкие.
Я не чувствую пальцев на левой руке.
Щека разбита.
Колено хрустит при каждом шаге.
И всё же стою.
Впереди нет движения.
Монстры отступили.
Или закончились.
Может, они решили, что я умер. Может, испугались.
А может, просто идут за подмогой.
Я не знаю.
Я вытираю лезвие ножа о изодранную ткань и оседаю у стены. Дыхание тяжёлое, хриплое. В голове гудит, сердце будто готово взорваться.
Но я жив.
Жив.
Жив.
А значит — могу убивать дальше.
Кажется, всё.
Но я уже не верю.
Я сижу, опершись спиной о стену расщелины, и вжимаюсь глубже в тень. Копьё лежит рядом, щит соскользнул с предплечья — ремень лопнул после последнего удара. Дышать трудно. Грудь будто стянута железными кольцами. Каждое движение — через «не могу». А ноги… будто налиты свинцом.
Внизу, у входа в расщелину, лежат тела. Десятки. Мерзкие, искорёженные, тлеющие. Некоторые шевелятся — не живые, а просто судорожные остатки рефлексов. Иные тянут когти к небу. Слышен хруст — ещё одна тварь пытается пролезть. Но теперь ей мешают. Слишком много трупов. Некоторые уже начинают гнить прямо на глазах — дымится плоть, трескается панцирь.
Пока что всё.
И в этот момент…
— Поздравляем. Получена 1 единица энергии тела.
— Активирован третий уровень средоточия.
— В течение следующих суток будет укреплено физическое тело.
— До следующего уровня средоточия — 400 единиц энергии.
Голос звучит ровно. Механически.
А внутри будто кнутом хлестнули.
Третий уровень…
Тело отзывается сразу — резкой болью в позвоночнике, в плечах, в груди. Начинается.
Я зажимаю зубы, чтобы не завыть.
Снова эта перестройка, ломка, ощущение, будто кто-то руками тянет мои кости в разные стороны.
Ждёт весёлый вечер.
Передышка кончается.
Я слышу топот.
Где-то далеко, но приближается.
Они всё ещё идут. Эти твари.
Они не думают.
Не помнят.
И не учатся.
Но теперь… что-то изменилось.
Они идут медленнее.
Передышки стали длиннее. Некоторые из них, кажется, начинают разворачиваться — как будто инстинкт самосохранения всё-таки где-то остался.
Или, может, дело в баррикаде из мёртвых.
Им просто тяжело пробраться к мне.
Я уже не должен был быть живым. Не должен.
Но всё ещё здесь.
С каждым новым уровнем внутри растёт нечто холодное и тяжёлое. Не ярость. Не отвага.
Уверенность.
Суровая. Безрадостная.
Я справлюсь.
Очередной — мелкий, но быстрый — прорывается через груду тел. Прыжок.
Я встречаю его ударом копья — даже не в голову. Просто в грудь, между ребрами. Он падает и бьётся, разрывая собственные кишки, пока я добиваю его ножом.
Нет звука.
Нет сигнала от системы.
Я замираю.
Следующий. Ещё один. Медленный, широкий. Удар по щиту. Я чувствую отдачу через всё тело, но устоял. Ответное движение — режу под нижнюю челюсть. Он захлёбывается собственной кровью.
Снова — тишина.
Нет единицы. Ноль.
Я понял.
Эти — уже не в счёт.
Мелочь. Пушечное мясо.
Слишком слабы, чтобы система сочла их достойными.
Слишком ничтожны, чтобы укрепить моё тело.
А значит…
Скоро мне придётся искать сильных.
Их будет меньше, но и битва — на грани.
Я смотрю вперёд, за груду тел. Там, где ещё могут появиться новые.
И почти с сожалением думаю — пора отсюда уходить.
Или добивать то, что осталось.
Пока я ещё дышу.
Щит треснул по центру, сквозная трещина идёт от верхнего края до самого ремня. Если ударят туда — развалится. Но другого нет. Я приматываю его обрывками кожаного ремня к предплечью, как могу. Он держится — этого пока хватит. Левая рука гудит от боли, но не сломана. Значит — ещё в бою.
Копьё — стёртое, лезвие зазубрено, древко в крови. Чужой и своей. Я снова сжимаю его.
— Пошли, — говорю себе. — Пошли, раз всё ещё жив.
Внизу что-то ворочается — очередная. На этот раз крупная, с двумя парами рук и наростами на плечах. Похож на того, что дал мне первую шестёрку. Тогда я еле стоял на ногах после боя.
Теперь…
Теперь я уже почти не стою. Но техника — чётче.
Рывок.
Удар щитом — отвод вбок.
Копьё вперёд — прямо в основание шеи. Тварь извивается, но я уже научился, как гасить эти подёргивания. Давлю телом сверху, вырываю клинок с хрустом.
— Получена 1 единица энергии тела.
Одна.
За такого, раньше — минимум пять. Иногда даже шесть.
Теперь — одна.
Я уже не матерюсь вслух. Просто вытираю лезвие о шершавую кожу твари.
И иду дальше.
Следующий выходит из бокового ущелья — тёмный, узкий череп, длинные когти. Слишком быстрый. Меня задевает, рассекает плечо, щит не спас. Но в следующий миг я срезаю ему колено, добиваю в прыжке — прямое попадание в темя.
— Получена 2 единицы энергии тела.
Ха. Всё-таки бывает.
Но как же всё медленно.
Кажется, я начинаю понимать тех, кто срывается — кто ест мёртвых.
Голод — не просто урчит. Он царапает горло, сушит губы.
И пахнет…
Пахнет едой.
Твари, что лежат внизу, распоротые, дымящиеся кишками — они пахнут… съедобно.
Или это я уже теряю человечность?
Я отгоняю мысль. Но она не уходит.
Бой продолжается.
Слабые
