средоточия — 200 единиц энергии.
Я лежу на спине, смотрю в багровое небо и тяжело дышу. Рот расползается в кривую улыбку.
— Двести? Ну да. Ерунда. Всего-то тридцать три таких урода… и я как огурец, — хриплю я, и кашель сбивает дыхание.
Но я жив. А значит, пока — выиграл.
И надо найти укрытие. Пока ночь не выпустила из нор кого-то ещё хуже.
Проснулся от собственной дрожи.
Где-то внутри будто кто-то крутил шестерёнки, натягивал сухожилия, растягивал мышцы, как резину — на разрыв. Не боль в привычном смысле, а трансформация через пытку. Будто тело решило: «Раз ты выжил — держи обновление. С гарантией боли».
Я сжал зубы, когда попробовал пошевелиться. Каждый сустав отзывался хрустом, будто его заново вставили. Спина, плечи, колени — всё ломило, как после драки с трактором. Даже пальцы на ногах ныли.
— Ну ты и подарок, — пробормотал я, — спасибо, система. Будь ты неладна.
Сквозь сон и боль в голове билась мысль: «Второй уровень средоточия… круто. Только если не сдохну от внутренних разрывов по дороге до следующего».
Когда сел — чуть не вывернул себе поясницу. Стиснул губы, отдышался. Двигаться можно, но медленно, как будто тело вдруг стало в два раза тяжелее. Или я — в два раза слабее.
Но оставаться тут — не вариант. Если рядом был такой монстр, значит и другие не хуже где-то поблизости. А сидячая цель — это просто обед с гарниром.
С усилием нацепил броню. Лямки резали плечи, будто я впервые её надел, а не прожил в ней последние сутки. Щит — тяжёлый, рука не держит. Копьё — как шест, а не оружие. Но…
— Хватит ныть, Игорь, — сказал я себе вслух. — Сдохнуть можно и без боли. А если больно — значит живой.
Выбрал направление — там, где меньше следов, больше зарослей, и ушёл, чуть прихрамывая, сжав зубы.
Сейчас я уже не просто охотник.
Я — носитель масштабируемого средоточия, мать его.
Пускай никто не знает. Пускай я сам не до конца понимаю, что это значит.
Но если в этой заднице мне дали шанс — значит выйду, ползу, но выйду.
А пока — на охоту.
Утро встретило меня сухим ветром и тусклым солнцем, которое больше напоминало лампу в морге — холодное, безразличное. Ночью было паршиво. Мерещились звуки, будто кто-то дышал рядом, скрежетал когтями по камням. А может, и не мерещились.
Протянул руку к мешку — осталась пара кусков вяленого мяса и немного воды. Хватит на сегодня. Если повезёт — на завтра с натяжкой.
Местность изменилась.
Трава — выше колена, жёлто-бурого цвета, будто из неё высосали все соки. Среди травы — серые валуны, гладкие, как будто их шлифовали когтями столетиями. Деревьев почти не было, только какие-то корявые кусты, похожие на ожоги на коже земли. Воздух сухой, в горле першит после каждого вдоха.
И как будто вместе с пейзажем изменились и бездушные.
Они стали… ближе к "живому". Уже не те вялые, неуклюжие создания с пустыми глазами. Сейчас на меня вышел первый — двуногий, с наклонённой вперёд спиной и вытянутыми руками. Морда — как смесь крысы и летучей мыши, уши — длинные, глаза — тёмные щели, рот — полный мелких острых зубов. Он двигался рывками, но уверенно. Не спотыкался, не рыкал в воздух просто так. Он искал слабое место.
И нашёл бы, если бы я всё ещё сражался как вчера.
Копьё в упор под рёбра — и он взвизгнул, забрызгав мой доспех густой чёрной кровью. Щит вбок — отбил когти. Вторым ударом добил. Сел рядом, отдышался. Сердце колотилось, как бешеное. Мышцы ныли. Всё тело сопротивлялось движению.
Глава 8
Следующие двое пришли почти сразу.
Из травы. Один прыгнул, второй обошёл справа. Их кожа — тугая, как у высушенного животного. Глаза — уже с намёком на понимание. Они нападали вместе, не по очереди. Меня спасло только то, что я рефлекторно прыгнул вбок и вонзил копьё в горло ближайшему, прежде чем второй успел накинуться.
Сломал щит — трещина по ребру, теперь будет хуже держать удар. Кровь текла по руке, порез глубокий, но не критичный.
А потом был ещё один. И ещё.
Каждый бой отнимал силы. Съел остатки мяса. Осталась только вода. К ночи почувствовал, что тело снова лихорадит — трансформация не закончилась. Кожа зудела, будто под ней росло что-то новое, мышцы наливались, как под нагрузкой, но я и шагать-то нормально не мог. Жёсткость в суставах, лёгкий тремор в пальцах.
Сел у очередного валуна, прижав щит к себе, как старое одеяло.
И вот оно — чувство.
Я сижу здесь, с разбитой щекой, ноющими ногами и пустым желудком. Я, человек, среди монстров.
Свобода? Какая к чёрту свобода?
Эта охота — такая же клетка, как и поселение. Только без стен. Без еды.
Я мог бы сейчас свернуть назад. Прийти и сказать: «Я всё, я наохотился». Мне дадут кусок мяса, сухую постель, пинок под зад и очередную порцию сарказма от инструктора. Там я — живой.
Но здесь… здесь я живой по-настоящему.
Каждый бой делает меня сильнее. Каждая царапина — это шаг вверх. Масштабируемое средоточие работает, и я это чувствую. В теле, в рефлексах, в том, как рука уже сама находит баланс копья, как я уворачиваюсь до того, как вижу удар.
Я не хочу возвращаться. Не пока не на грани.
Да, я голоден.
Да, я уставший.
Да, я в самой заднице, какую только мог представить.
Но именно тут я не просто Игорь. Я — становлюсь кем-то.
Завтра пойду дальше. Найду еду. Убью ещё нескольких.
А потом — вверх, к следующему уровню.
И, может быть, однажды — я вернусь. Но уже не как претендент.
А как… равный. Или даже — лучший.
На рассвете я нашёл дерево. Кривое, перекошенное, с тёмной, словно обугленной, корой и длинными листьями. Между ветвями свисали тускло-синие плоды — по форме и запаху напоминали те, что я ел ещё в первую охоту. Тогда обошлось. Сейчас решил рискнуть снова.
Осторожно разрезал один плод ножом — внутри сочная мякоть и немного косточек. Съел один. Подождал. Никакой горечи, жжения, головокружения — вроде жив. Потом съел ещё два. Организм будто ожил. Головная боль отступила,
