так, будто речь шла о порванном носке, а не о ножевом ранении в печень.
«Это стандартная ситуация при таком ранении. Хорошо, что ты вообще выжил», — напечатал я в ответ.
«Об этом мы еще поговорим, к слову. Но заранее спасибо. Ладно, у меня осмотр, давай, на связи».
Я убрал телефон в карман. Значит, жив. И, судя по тону сообщений, уже идет на поправку. Эта новость сняла с плеч еще один груз.
Мы приехали в офис. Новый кабинет встретил нас тишиной и запахом свежести. После вчерашнего переезда здесь все еще витало ощущение новизны. Просторное помещение, залитое утренним светом, большие окна, аккуратно расставленные столы — работать здесь было определенно приятнее, чем в нашей старой конуре.
Мы расселись по своим местам. Девушки, уже не дожидаясь моих указаний, включили свои моноблоки и принялись разбирать почту. Я тоже погрузился в работу, просматривая отчеты и новые заявки.
Ровно в девять, как по команде, в кабинет вошли Андрей, Игорь и Лизавета. Они выглядели отдохнувшими и даже, как мне показалось, немного виноватыми после вчерашнего вечера. Хотя за что им себя винить, было неясно.
— Доброе утро, Виктор Андреевич, — хором поздоровались они.
— Доброе, — кивнул я. — Проходите, рассаживайтесь. Через пять минут начнем планерку.
Едва они успели устроиться за своими столами, как на моем селекторе раздался тихий, мелодичный сигнал. Я нажал на кнопку.
— Да, Анастасия?
— Виктор Андреевич, зайдите, пожалуйста, к Евгению Степановичу.
Я вздохнул. Опять. Что на этот раз? Не успел начаться рабочий день, а меня уже вызывают на ковер.
Я поднялся, бросив своим короткое «скоро буду», и направился по коридору. Секретарша встретила меня сдержанной, но сочувствующей улыбкой.
— Проходите, он ждет.
Докучаев сидел за своим массивным столом, и вид у него был мрачнее тучи. Он не предложил мне сесть. Просто смотрел на меня тяжелым, испытывающим взглядом.
— Я, конечно, все понимаю, Виктор, — начал он, и его голос был тихим, но от этого еще более угрожающим. — Я понимаю, что у тебя сложный период, что ты пытаешься навести порядок в службе. Но то, что случилось вчера вечером… это уже выходит за все рамки.
Я молчал, давая ему выговориться. Было интересно, откуда у него информация, и насколько она подробная.
— Мне доложили, — он сделал паузу, словно взвешивая каждое слово. — О драке. В портовой таверне. С твоим непосредственным участием. И, что самое главное, с участием Мастера Инквизиции Корнелиуса. Мне стоит напоминать тебе, чем чревато нападение на должностное лицо такого ранга?
Так. Значит, он в курсе. И, судя по всему, в курсе не от самого Корнея. Кто-то из моих? Игорь или Андрей проболтались? Или Лизавета решила подстраховаться и доложить начальству? А может, Торбин? Нет, дварф не из тех, кто стучит.
— Евгений Степанович, — начал я спокойно. — Это было не нападение. Это была самооборона. Группа пьяных матросов решила выяснить отношения. К сожалению, Мастер Корнелиус оказался не в то время и не в том месте. Мы просто защищались.
— Защищались? — он криво усмехнулся. — Виктор, мне передали, что Мастер Корнелиус покинул место происшествия в карете скорой помощи с ножевым ранением. Это ты называешь «просто защищались»?
Вот оно. Значит, информация у него полная. И, скорее всего, из официальных источников. Скорая помощь обязана докладывать о всех случаях криминального характера.
— К сожалению, так вышло, — я не стал отрицать очевидное. — Никто не подозревал, что кучка нездешних матросов решит выйти к нам по непонятной причине и затеять драку. Со своей стороны я оказал Мастеру Корнелиусу первую медицинскую помощь, и именно поэтому, без стеснения хочу заметить, он остался жив.
— Я не сомневаюсь, — его голос стал чуть мягче. Он откинулся в кресле и устало потер виски. — Ладно. В этот раз, считай, пронесло. Мастер Корнелиус, как я понял, претензий никому не предъявлял, и дварф Торбин тоже не заявлял в полицию. А раз нет обращения, то и нет проблем. Но Виктор… — он снова посмотрел на меня в упор. — У меня к тебе одна большая, человеческая просьба. Я крайне благодарен тебе, что ты взялся за ум и стал работать, как самый прилежный коронер во всей Феодосии, но, пожалуйста, постарайся в ближайшее время не влипать в истории. Хотя бы неделю. У меня и так от столичных проверок голова кругом.
— Постараюсь, Евгений Степанович.
— Вот и отлично. Можешь идти.
Я вышел из его кабинета, чувствуя, как внутри все сжимается от неприятного предчувствия. Истории. Они сами меня находят. И, боюсь, эта неделя не станет исключением.
Вернувшись в кабинет, я провел планерку, раздал задания и попытался погрузиться в работу. Но мысли постоянно возвращались к предстоящему вечеру. Тренировка. После вчерашней «разрядки» она казалась мне настоящей пыткой. Тело гудело, каждый мускул ныл, а в голове все еще стоял туман. Но отступать было нельзя. Орлов не будет ждать, пока я приду в форму.
Рабочий день, к моему несказанному облегчению, прошел без потрясений. Никаких срочных вызовов, никаких ритуальных убийств, никаких звонков из столицы. Просто тихая, монотонная бумажная работа, которая действовала на истерзанные нервы лучше любого успокоительного. Мы разбирали архив, составляли отчеты, и эта рутина, еще недавно казавшаяся мне удушающей, теперь была спасительным кругом в море безумия.
Вечером, ровно в семь, мы выехали к Рихтеровичу. Дорога была знакомой, но сегодня я смотрел на проплывающие мимо пейзажи другими глазами. Все казалось немного приглушенным, лишенным красок. Тело все еще помнило вчерашнее опустошение.
Феликс встретил нас на тренировочной площадке. Он окинул меня внимательным, цепким взглядом, и я увидел, как в его глазах на мгновение мелькнуло удивление.
— Что-то ты сегодня… квелый, Громов, — сказал он вместо приветствия, бросая мне рапиру. — Случилось что?
— Вчера был трудный день, — ответил я, ловя оружие.
Он не стал настаивать. Просто кивнул.
— Тогда сегодня без спаррингов. Займемся техникой и выносливостью. Сто отжиманий, сто приседаний, сто выпадов на каждую ногу. Потом работа с мишенью. Начнем.
Следующие два часа превратились в персональный ад. Он гонял меня по площадке безжалостно, методично, доводя до полного изнеможения. Каждое движение отдавалось болью в протестующих мышцах. Пот заливал глаза, легкие горели, перед глазами плыли темные круги. Но я стискивал зубы и продолжал. Потому что знал — это необходимо. Потому что каждая капля пота, каждая вспышка боли — это еще один шаг к тому, чтобы стать сильнее.
