спектакля. Его руки двигались легко и изящно, пока он рисовал на бумажной подложке под тарелки аорту и всякие восходящие и нисходящие клапаны, помечая, где могли забиться артерии, вызвав сердечный приступ.
– Судя по тому, как он выглядит, – слегка извиняющимся тоном сказал Дэвид, – можно предположить, что с давлением и холестерином у него не все в порядке. В зависимости от того, что там заблокировано, может понадобиться операция – ангиопластика или шунтирование. Обе обычно проходят успешно.
– Каково это, – спросил Джулиан, указывая на рисунок, – открыть чью-то грудную клетку и увидеть бьющееся сердце?
Дэвид подумал минутку, отпил пива.
– Это как капот машины открыть: ищешь, в чем проблема. Выясняешь, как чинить.
– Правда? – недоверчиво спросил Джулиан. – В первый раз, стоя над бьющимся сердцем, ты подумал о своей машине?
– Нет, – медленно улыбнувшись, ответил Дэвид. – В первый раз увидев, как вскрывают грудную клетку, обнажая бьющееся сердце, я подумал: вот чем я хочу заниматься.
Джулиан кивнул, отсалютовал Дэвиду бутылкой пива.
– Вот это звучит правдоподобнее.
– Ужасно это звучит, – сказала Флора.
– Романтично, – возразила Марго.
Они просидели вчетвером несколько часов. Ели, пили, смеялись. Флора пару раз встречалась с Марго глазами, обозначая одобрение. Он был таким милым, этот доктор. Джулиан рассказывал про свою театральную компанию, и Дэвид слушал с подлинным интересом, хотел знать, как они отбирают пьесы, как решают, кого принять в труппу, как финансируют все предприятие. Что за театр? Авангард? Мюзиклы?
– О нет, не мюзиклы, – сказала Флора куда более кислым тоном, чем намеревалась.
– Неправда, – ответил Джулиан, взяв Флору за руку под столом и слегка ее сжав. – Если подвернется правильный мюзикл, сделаем на раз.
Флора закатила глаза.
– Эй, – продолжил Джулиан. – Мюзиклы требуют работы. И куда больших денег.
Он повернулся к Дэвиду.
– Мы в основном знакомы по театральному или по работам в городе. Пьесы себе обычно не пишем, потому что нам нравится находить готовые тексты, ищущие дом, но если кто-нибудь в компании захочет что-нибудь написать, поможем. Что еще?
Он поскреб пальцем этикетку на бутылке.
– Мы вечно клянчим деньги. У нас небольшое, довольно поганое помещение. – Он пожал плечами. – Ищем хорошую работу. И хороших людей.
– Это прибыльное дело? – спросил Дэвид.
Джулиан и Марго расхохотались.
– Определенно нет, – сказала Марго.
Джулиан одним глотком допил пиво.
– Работаем практически на общественных началах.
– Тогда зачем вам это?
Флора, Марго и Джулиан переглянулись.
– Потому что это весело, – сказал Джулиан. – Потому что, когда получается, это лучшая на свете работа.
– У компании есть название?
Теперь рассмеялась Флора. Джулиан театрально вздохнул.
– Сейчас нет.
– Мне нравится «Хестер-стрит», – сказала Марго, повернувшись к Дэвиду. – Новое помещение у нас – на Хестер-стрит.
– Надеюсь, мы там не навсегда.
– Он ждет знака, – сказала Флора.
– Нет, не знака. Я не верю в знаки. Я сразу пойму, что нашел название, когда услышу то самое.
Наконец Дэвид дозвонился до больницы и сообщил, что состояние Тео стабильно. Его готовили к ангиопластике, и Дэвид не хотел ничего обещать, но, если операция пройдет удачно, Тео поправится.
Вокруг них уже начинали пылесосить и мыть полы. Работники ресторана ставили стулья на столы и откашливались. Флора взяла рисунок Дэвида и приложила к груди, заставив бумажное сердце биться под своими пальцами и хлопая ресницами в сторону Джулиана. Официантка принесла печенье с предсказаниями, и они, взяв каждый по штучке, по очереди прочитали, что выпало. Дэвид был последним. Он разломил слегка зачерствевшую сахарную скорлупку, вытащил полосочку бумаги и прочел сперва про себя.
– Так, – он прочистил горло и коротко рассмеялся, – тут сказано: «Вы обрели хорошую компанию».
– Правда? – Марго взяла у него бумажку.
Прочла, улыбнулась и подтолкнула ее по столу к Джулиану.
– За хорошую компанию! – провозгласили они. – За Тео! За Шекспира! За Центральный парк! За современную медицину и врачей в «Делакорте»!
Запомни этот момент, подумала Флора, беря Джулиана за руку. Запомни, как тебе с этими людьми, за этим липковатым столом, в эту неповторимую ночь в самом потрясающем городе земли, когда столько всего впереди и ты влюблена вот в этого мужчину. Они неохотно принялись собирать вещи и сумки.
– Стойте, – сказал Дэвид. – Чем все заканчивается?
– Что заканчивается? – спросил Джулиан. – Это все?
Он обвел рукой стол.
– Как это заканчивается, я, надеюсь, знаю, – сказал Дэвид, глядя в глаза Марго. Флора была уверена, что раньше не видела, чтобы Марго так краснела. – Я про пьесу, – сказала Дэвид. – Как пьеса заканчивается? Счастливо или печально?
– Печально, – сказала Марго.
– Нет, неправда, – сказала Флора. – Счастливо.
– Вообще-то ни то, ни другое. – Джулиан взял рисунок сердца, свернул его втрое и спрятал в карман пиджака. – Выясняется, что все это был сон.
Глава десятая
Свадьба Дэвида и Марго была немноголюдная, но роскошная. Церемонию провели в библиотеке дома ее родителей. («А это библиотека», – сказала Марго без тени скромности, когда Флора в первый раз оказалась в доме ее детства; и обвела рукой комнату, в которой было больше книг, чем Флора когда-либо видела в доме – то был единственный укол зависти в тот день, если не считать сиденья под окном в гостиной, откуда видны были мерцающие воды пролива; идеальное место для чтения). Прием человек на пятьдесят, не больше, на заднем дворе, под слепяще белым навесом в безупречный для фотографий майский день в Коннектикуте. Никаких подружек невесты и шаферов. Цветы и кольца несли племянница и племянник Дэвида. Марго попросила Флору заночевать у нее накануне, чтобы помочь подготовиться и успокоиться, хотя обе они знали, что она спокойна, как водная гладь обнадеживающе мирного в тот день Лонг-Айлендского пролива.
За несколько недель до свадьбы Марго настояла на том, чтобы повести Флору по магазинам в поисках нового платья – первый из, как потом оказалось, долгой череды моментов, когда Флора смущенно стояла в маленьком бутике, пока Марго свойски болтала с продавщицами, снимала с вешалок платья, чтобы Флора их примерила, обсуждала фигуру подруги, как будто той не было рядом. «У Флоры изумительная грудь, но она ее прячет, так что давайте что-нибудь с этим сделаем», – говорила она, нагружая Флору одеждой.
Одно из платьев, которое Марго принесла в примерочную, Флора даже не хотела мерить. Оно было бледно-розовым (посадишь пятно через пару минут, а если еще день жаркий, пропотеешь насквозь), с глубоким вырезом (слишком глубоким), с широким поясом (Флора стеснялась своего живота) и льняное (мнется). Но Марго настаивала, и Флора, надев наконец платье, посмотрела на себя в зеркало и увидела, что преобразилась; платье каким-то образом сделало ее выше, стройнее, элегантнее, куда элегантнее, чем она когда-либо себя чувствовала. Она недавно отыграла серию спектаклей на Бродвее, тело ее было в сценической форме, подтянутое и крепкое после месяцев пения и танцев в кордебалете (и роли Луизы фон Трапп во втором составе) в возобновленных «Звуках музыки», номинированных на «Тони». Флора была счастлива каждую минуту. Она плакала на закрытии сезона.
– То, что надо, – сказала Марго, довольная собой.
Флора стояла неподвижно, пока женщина со множеством булавок во рту и
