Она знала, что Марго не одобрит их примирение после того, как он спал с той актрисой. Но когда они окончательно воссоединились, Джулиан, глядя Флоре в глаза, поклялся, что будет ей верен.
– Я усвоил урок. Кроме тебя, для меня никого не существует, Флора.
– Это единственное, чего я тебе никогда не прощу, – сказала она.
– Я знаю, – ответил он.
А потом он сделал ей предложение, и она сказала «да». Конечно, она сказала «да». Она решила ему поверить.
– Флора? Флора?
Она услышала голос Джулиана, который ее искал. Умылась, плеснула водой на запястья, поправила волосы. Господи, они что, совершают ошибку? Она отведет Джулиана в сторону. Спросит, ты точно уверен? Скажет, мы можем и подождать. Скажет, мне нужно, чтобы ты был уверен.
– Вот она, – сказал Джулиан, когда Флора вывернула из-за угла.
Улыбка, которой он ее встретил, была великолепна, мир сам собой выправился, и краткий приступ паники испарился, как сдуло. Джулиан протянул руку с кольцом.
– Как тебе это? – спросил он, довольный собой.
Кольцо было идеальным – широким, массивным и золотым. С ним рука Джулиана выглядела даже сильнее, чем была.
– Это тебе нравится, женушка?
Глава одиннадцатая
Это была Сидни.
– Сидни? – переспросила Флора, не сразу поняв, о ком речь.
Кольцо по-прежнему было у нее в руке, она так и стояла у кухонного столика, и ей на мгновение показалось, что им бы надо пойти в другую комнату или выйти во двор, чтобы не осквернять свою обожаемую кухню этим разговором. Снаружи слова растворились бы в ночном воздухе, их впитал бы необъятный простор калифорнийского неба; свидетелем им была бы только сова, мягко ухавшая у окна. Снаружи опала бы зелень, и следующим летом ни один лист или цветок не знал бы того, что только что узнала Флора, – они не слышали бы этого имени. Сидни Блум? Флора все еще думала, что он, наверное, говорит о какой-то другой Сидни, или она неверно расслышала, потому что не могла же это быть Сидни Блум.
– Мне так жаль.
Флора рассмеялась. Неуместный смех, больше походивший на растерянный лай. Сидни была всегда. Она появилась раньше Флоры; она была на вечеринке, где они познакомились с Джулианом. Сидни изначально входила в круг, играла в нескольких ранних постановках «Хорошей компании», пока ее не выгнали за интриги, вечные споры и то, что описывалось всеохватывающим словом «сложная». Это слово нередко прилагалось к женщинам капризным, но в случае с Сидни имелось в виду постепенное схождение с рельсов, противоположность всему, чем хотела быть «Хорошая компания», – всему, чем, как считал Джулиан, она должна была быть. А именно – «хорошей», причем в виду имелась не только работа, но и то, как здесь относятся к людям, как сами они относятся друг к другу. Флора смутно припоминала бурную драму по поводу увольнения Сидни и то, что им занимался Бен, потому что Сидни устроила Джулиану особенно веселую жизнь. Джулиан называл ее тогда фальшивой монетой. «Возвращается именно тогда, когда думаешь, что избавился от нее навсегда», – сказал он, доведенный до белого каления.
– Флора, – взмолился Джулиан, – это было так давно. Это самая большая глупость, какую я сделал в жизни. Все кончено уже много лет назад.
– Но я не понимаю. Когда это началось?
Он даже не смотрел на нее. Сидел на барной табуретке возле кухонного острова, спрятав лицо в ладонях.
– После нашей свадьбы?
– Да, – глухо ответил он.
– До или после рождения Руби?
Она и сама не понимала, почему было важно спросить о Руби, но так уж получилось.
– После, – ответил он, наконец подняв на Флору глаза.
Эти по капле сочившиеся слова звучали бы так банально, до скуки, – если бы не были так разрушительны. Джулиан произносил их как неприятное упражнение на запоминание текста.
Продолжалось недолго, может быть, с год.Ничего не значило, просто секс.Всегда у нее.В конце концов он опомнился.
– Она была тебе дорога? Ты ее любил? – спросила Флора.
– Любил? Нет, нет… – Его лицо перекосилось совсем не по-джулиановски, уродливо. – Я ее терпеть не могу. Я ее ненавидел.
– Ты ее ненавидел? – Флора едва понимала, что он говорит. – Тогда почему?
– Не знаю.
– Не знаешь, почему завел отношения с Сидни?
– Это не было отношениями.
– Джулиан, ради бога.
Он вздохнул и подался вперед с мольбой.
– Она просто однажды появилась, и я не знаю, что произошло. Не знаю. Она так агрессивно себя вела, и между нами всегда была эта химия…
Флора почувствовала, как ее обожгло это слово – химия. Сперва загорелось в животе, а потом стрельнуло в глотку.
– Химия?
– Да. И я ее знал до того, как познакомился с тобой, и как-то…
Джулиан увидел, какое у Флоры лицо, и замолчал. Такая бледная – он никогда не видел, чтобы она так бледнела, прямая до звона, разъяренная.
– Хочешь сказать, на нее новые правила не распространялись? – спросила Флора. – Я не знала, что так принято. («Опасайся старых подружек», – сказала ей Саманта.)
Флора подошла к шкафчику, достала себе стакан.
– С кем еще? – спросила она.
– Ты о чем?
– Я о том, с кем еще ты трахался, пока мы были женаты? Явно же не одна Сидни была.
– Больше ни с кем.
Флора медленно вдохнула, выдохнула.
– Джулиан, я тебя прошу. Прошу. Не руби по частям. Я хочу знать все прямо сейчас.
– Я понимаю, у тебя нет причин мне верить, но честное слово, клянусь, больше никого. Это правда. И, Флора, все давным-давно закончилось.
– Когда?
– Много лет назад.
Много лет. Господи. И что ей было с этим делать? Флора открыла бутылку виски и налила себе. Ночь предстояла длинная.
Они не спали до трех с лишним, по кругу повторяя и повторяя один и тот же разговор. Наконец Флора задремала на диване и, вздрогнув, проснулась, когда уже рассвело. Она не сразу вспомнила, почему спит внизу, потом увидела пустую бутылку из-под виски, у нее свело желудок, и она вспомнила, что за ночь ее жизнь превратилась в одно заезженное тошнотворное клише – начиная с того, когда просыпаешься и не помнишь плохого, а потом перескакиваешь сразу на «Это ничего не значило. Просто секс».
Избитые отговорки прошлой ночи вонзались в нее как стрелы – одна в голову, одна в плечо, в живот, в шею, – пока она не почувствовала себя ходячим святым Себастьяном. А вот и еще одно клише: мученичество.
Когда она уснула, Джулиан укрыл ее пледом, который ее мать связала им в подарок на помолвку. Флора вспомнила, как ей понравилось это белое одеяло, украшенное вывязанными крючком виноградными лозами и цветами, когда Джозефина его подарила. Но каким бы оно ни было красивым, всякий раз, когда Флора пыталась его где-то пристроить – сперва у себя, потом у Джулиана, – выглядело оно неуместно, как будто упало… ну, из Бэй-Ридж. Когда Джозефина умерла, как раз когда Руби переселилась из детской кроватки во «взрослую», Флора достала плед из пластикового мешка, и дочь в него просто влюбилась. Она отказывалась
