хочу, чтобы вы пояснили, почему в Египет отправились вы один, без вашего друга Несчастливцева? – раздался знакомый голос Ферапонта.
– Вы в своём уме? Как покойник может куда-то ехать?
– Что вам известно о краже рисунка Леонардо да Винчи у купца Папасова?
– То же самое, что и всем жителям Ставрополя, читавшим об этом в «Северном Кавказе».
– Я не понимаю, Псой Трифонович, зачем вы упорствуете, для чего отрицаете, что были осведомлены о готовящемся похищении рисунка да Винчи?
– Ага, кажется, я догадываюсь, что вам от меня нужно! Вы хотите, чтобы я признал себя соучастником кражи? Вы ненормальный? Я и ведать не ведал, что помощник регента хора и первая скрипка оркестра может на это пойти.
– Ладно, господин Бубело, а какова цель вашего визита в Египет?
– Пирамиды хочу посмотреть. А что, нельзя?
– Можно, конечно, но ведь раньше вы собирались в Египет вместе с Несчастливцевым, так?
– С чего вы взяли?
– С того, что у музыканта был путеводитель и закладка в нём лежала как раз на расписании рейсов прямой Александрийской линии, а дата нашего отплытия из Одессы была подчёркнута карандашом. Да и сам листочек не простой. Это ломбардный билет на сданный скрипачом зажим для денег, который после его смерти кто-то выкупил.
– Позвольте узнать, откуда вам это известно?
– Это вас не касается, – буркнул монах.
– Нет уж, нет уж, извольте ответить! Коли вы устраиваете мне допрос, то и я имею право поступать с вами также.
– Один мой друг, – иеродиакон замялся, – ну не так чтобы совсем уж друг, вернее сказать, приятель занимался расследованием смерти Несчастливцева по просьбе купца Папасова. Когда они осматривали комнату скрипача, то обнаружили там кой-какие вещички покойного, которыми не заинтересовалась полиция. Вот Ардашев их и купил у хозяев, в том числе и «Путеводитель РОПиТа».
– Ардашев? Гласный думы?
– Нет, это его сын. Он только что окончил Императорский университет и приехал ненадолго в Ставрополь.
– Что значит «ненадолго»?
– На несколько дней.
– И куда же он собирается потом?
– В Египет.
– Куда-куда?
– В Каир. Будет служить переводчиком в российском генеральном консульстве.
– Вы ещё скажите, что он плывёт вместе с нами, – усмехнулся Бубело.
– Совершенно верно. Клим Ардашев купил одноместную каюту первого класса на «Рюрике».
– Что?
– Да, не буду скрывать, я рассказывал ему о вас и о своих подозрениях. Так что вам лучше во всём сознаться. И душа облегчение получит, когда покаетесь. У преступников всегда так бывает. Я служил в церкви при тюремном замке и многого там наслушался от разных супостатов.
– И в чём же – чёрт вас подери! – я должен сознаться?
– В том, что именно вы уговорили Несчастливцева совершить кражу рисунка Леонардо да Винчи у господина Папасова, а когда скрипача стали подозревать в преступлении, вы испугались и, чтобы замести следы, отравили его клещевиной и подбросили ему рисунок, чтобы уголовное дело о краже закрыли.
– Ого! И записку предсмертную я написал, так что ли?
– А какая разница кто? Вы её с собой принесли, потому что ни бумага, ни чернила, ни перо не совпадают с теми, которые использовались при написании предсмертного послания.
– Это вам судебный следователь сказал?
– Нет, это мы с Ардашевым выяснили. Вы даже бутылку вина с собой прихватили, чтобы споить его и отравить. Видите, ваше преступление нам уже известно, и теперь вам будет легче сознаться. А Господь… Он любые грехи прощает. Главное, усердно молиться и…
– Неувязочка у вас, отец Ферапонт, – осклабившись, перебил собеседника Бубело, – покойный Роман Харитонович рисовать не умел, и с меня тоже художник никудышный. Так кто же тогда из нас подделку намалевал так, что Папасов не сразу её определил, а?
– Вот вы и попались! – довольно воскликнул монах. – Откуда вы знаете, что не сразу? Скрипач поведал?
– Нет, в газете написали, что он увидел копию после приезда из Казани. Нетрудно догадаться, что, оказавшись дома, он не раз в тот вечер проходил мимо эскиза, но фальшивки не заметил.
– Вы опять угодили в капкан, который сами себе и поставили, показав свою осведомлённость в расположении комнат особняка Папасова! А это уже доказательство!
– Какая несуразица! Я, как и другие горожане, однажды посетил выставку в доме Николая Христофоровича в день открытых дверей. Вы бы лучше обратили внимание на моего соседа по каюте, архитектора из столицы. Тёмная личность, всё отмалчивается, но раз он зодчий, значит, тушью и рейсфедером работать умеет. И ещё одного художника видел, который вечно торчит на палубе с альбомом и карандашом. Чем не убийцы и сподручники Романа Харитоновича?
– Вы в своих грехах сначала покайтесь!
Бубело щёлкнул крышкой карманных часов и выговорил:
– А пойдите-ка вы к бесу, отец Ферапонт. И побыстрее спускайтесь в свой крысиный трюм, пока я не пожаловался матросам, что третий класс пробрался на нашу палубу и клянчит подаяние. Кстати, глядя на вас, в это нетрудно поверить…
– Путь таких, как вы, вымощен людским горем, но в конце его – пропасть ада. Господь вас покарает, – проронил Ферапонт и застучал по палубе каблуками сапог.
«Что же ты наделал, Ферапонт! Птичка божья! Выболтал возможному злодею всё на свете. Знал бы я, что так будет, ничего бы тебе не рассказывал, – досадливо поморщился Клим собственным мыслям и закурил папиросу. – А этот господин не прост. Крепкий орешек. Но что следует из подслушанного диалога? Во-первых, Бубело что-то знает о смерти скрипача или о чём-то догадывается, во-вторых, ему известно, что Несчастливцев собирался в Александрию, но зачем? Отсюда вытекает третий вопрос: с какой целью Бубело отправился в Египет?»
Клим бросил папиросу за борт и направился в каюту. В полдень пароход прошёл Митилену. За обедом ничего необычного не произошло. За столом царила вежливая и ничем не примечательная беседа людей, успевших уже надоесть друг другу. А ровно в четыре часа ударил судовой колокол. Пассажиров пригласили в кают-компанию. Среди них Ардашев узнал и Бубело. Капитан сделал объявление:
– Дамы и господа, мы подходим к Смирне. Город стоит того, чтобы его осмотреть, но придётся ещё раз пройти турецкую таможню, так что не забывайте заграничные паспорта. Стоянка три часа, – объявил капитан. – Нам нужно запастись углём. Желающие могут добраться на сушу на каиках. Перевозчики, как всегда, просят серебро, но согласятся и на медь.
Ардашеву пришлось заглянуть в каюту и одеться. Он поднялся на палубу в котелке, лёгком пальто и с тростью. Взору открылись окрестности древнего города, известного бесчисленными сортами роз и восточными красавицами. Одноэтажные дома с черепичными крышами располагались уступами, спускаясь к воде. Над ними высились верхушки минаретов и башни старой, полуразрушенной Генуэзской крепости. Кипарисовые
