о том, что же на самом деле произошло вечером второго дня на пароходе.
II
Ардашев застал Ферапонта лежащим на деревянных нарах, покрытых соломенным матрасом и постельным бельём. Подложив руки под голову, он смотрел в потолок.
– Здравствуйте, Ферапонт.
Монах подскочил и, уставившись на вошедшего друга узенькими глазками, спросил:
– А вы по какому поводу изволили пожаловать, Клим Пантелеевич?
– О! Климом Пантелеевичем меня уже кличете – большой прогресс! – недовольно поморщился Ардашев и спросил: – Вы осведомлены о происшествии на пароходе?
– Вы имеете в виду несчастный случай с Бубело?
– Да.
– Все только его и обсуждают. Напился, оступился и погиб ни за понюшку табаку.
– Вас это не настораживает?
– В каком смысле?
– В прямом.
– Помилуйте, а что здесь удивительного? Царь Небесный покарал убийцу Несчастливцева. Жаль, что я не успел доказать его вину. Но что поделаешь, так угодно Всевышнему. По всем вероятиям, грех смертоубийства не давал ему покоя, вот он и напился и, облокотившись на плохо закрытую дверцу, свалился вниз. Я был там и всё осмотрел.
– О! Не ожидал.
– Да. Я и с кочегарами поговорил и с машинистом. Но дело в другом. Я вот сейчас лежал и думал: а ведь душегуб – тоже человек, созданный изначально по образу и подобию Божьему, так?
– Верно.
– А значит, и он достоин христианского погребения, а разве в солёной воде похоронишь? Нет. Вот и печалюсь.
Клим сунул руку в карман сюртука и, разжав ладонь, продемонстрировал золотой зажим для купюр с большим рубином.
– Видите? Это та самая золотая клипса в виде скрипки, которую Несчастливцев сдал в ломбард, а после его смерти кто-то её выкупил.
– Откуда она у вас? – вздрогнул от удивления иеродиакон.
– Я наткнулся на эту безделицу в коридоре, у боковой двери угольного бункера, в которую, как я полагаю, и толкнули Бубело.
– Вы хотите сказать, что его убили?
– Пока это лишь моё предположение.
– Позволите?
– Да, конечно. – Ардашев передал предмет собеседнику.
Оглядев золотую вещицу восхищённым взглядом, Ферапонт вернул её Климу.
– Выходит, Бубело её и выкупил?
– Не знаю. По прибытии в Пирей капитан, которому я поведал все перипетии истории с пропажей эскиза да Винчи и убийством скрипача, пошлёт телеграмму в ставропольский ломбард и полицейское управление. А уже в Александрии мы получим ответ, кто именно её приобрёл.
– И что это даст?
– Если это всё-таки Бубело, то тогда наше расследование заходит в тупик и шансов найти преступника почти не остаётся, потому что покойный хорист Казанского собора был единственной ниточкой, которая могла привести нас к убийце скрипача. А вот если клипсу выкупил другой человек, находящийся в данный момент на «Рюрике», то у нас будут основания задать ему два вопроса: с какой целью он приезжал в Ставрополь? И где этот субъект находился в день смерти оркестранта? От его ответов будет зависеть многое. Если станет ясно, что допрашиваемый юлит и врёт, то капитан вправе его временно задержать. По прибытии в Одессу он передаст подозреваемого в полицию. А уж дальше ставропольские сыщики пусть сами выясняют, где он останавливался, с кем общался и был ли знаком с Несчастливцевым. Несомненно, появятся новые свидетели, прямые и косвенные улики, которые помогут судебному следователю закончить не только дело по убийству музыканта, но и разобраться с похищением эскиза великого флорентийца.
– И что же вы собираетесь делать дальше?
– Прежде всего, я должен признать, что нам с вами угрожает опасность.
– Это от кого же? – недоверчиво вскинул голову собеседник.
– От того самого злодея, убившего оркестранта.
– Но мы-то с вами причём?
– Перед прибытием парохода в Смирну я поднялся на палубу и до меня донёсся ваш разговор с теперь уже покойным хористом. Поскольку вы упоминали моё имя, то я счёл возможным дослушать вашу беседу до конца. Я не собираюсь вам её пересказывать, но, как вы помните, в весьма короткий промежуток времени вы умудрились выболтать Бубело всё, что я вам ранее поведал. И он, по всей видимости, уже предпринял попытку шантажа убийцы Несчастливцева. Для того чтобы показать серьёзность своих намерений, хорист мог упомянуть вас и меня как потенциальных разоблачителей преступника. Вполне естественно, что в сложившейся ситуации злоумышленник постарается избавиться от тех, кто может его вывести на чистую воду. И ещё, как вам удалось оказаться там, где третьему классу быть не положено?
– Матрос, приносивший еду, не смог отказать мне покинуть трюм и оставил дверь открытой. На моё счастье, я сразу повстречал хориста и решил убедить его признать вину в отравлении своего друга. Теперь совершенно ясно, что убийца Несчастливцева – другой человек, а не Бубело. Но всё равно я найду преступника раньше вас и заставлю грешника каяться. Никакой суд мне не понадобится. Он не отвертится и признает вину. У меня уже есть соображения на этот счёт, и я доведу расследование до конца, но вы… – Ферапонт уничтожающе оглядел Ардашева с ног до головы и проронил презрительно: – Как вы могли позволить себе подслушивать чужие разговоры? Неужто вам не совестно, Клим Пантелеевич? Где же ваше джентльменство, которым вы так любите щеголять, упоминая дюжину преступлений, раскрытых вами в Туманном Альбионе[77], а?
– Ферапонт, вы намеренно хотите меня обидеть? Но зачем? Софии уже нет в живых. По-вашему, мне не надо было её разоблачать? А что касается опасности для вашей жизни, то она, поверьте, существует. И я нахожусь здесь лишь с одной целью – предупредить вас об этой угрозе. Нам нечего с вами делить.
– Я с вами согласен. И спасибо за предупреждение. Но у меня будет к вам одна просьба: вы не могли бы мне дать список пассажиров первого и второго классов?
– Хотите погадать на кофейной гуще?
– А почему бы и нет?
– Хорошо. Я принесу его вам.
– Благодарю вас. И не держите на меня зла, – выговорил Ферапонт и протянул руку. Ардашев, пожав её, покинул трюм. Уже в своей каюте он переписал фамилии вояжёров на другой лист и снова вернулся к другу. Ферапонт настолько углубился в чтение списка, что не заметил, как Клим ушёл.
Судовой колокол звонким и долгим ударом позвал первый класс обедать. За столом только и говорили о покойнике. Кто-то вспоминал, что усопший вчера здорово набрался и, уверяя всех, что у него неаполитанский баритон, пытался петь, чем вызвал у окружающих улыбку. Другие, наоборот, пьяным его не видели и считали, что это был воспитанный и тихий человек, проводивший большую часть времени в каюте за чтением. Ардашев молча ел и внимательно слушал присутствующих, взвешивая каждое сказанное ими слово. Список подозреваемых
