не верит теперь.
Время идет, ей становится лучше, но она все так же много спит. А когда просыпается, то все еще остается в оцепенении. Я смотрю на нее, но она меня не видит. Она больше не видит меня.
И чем больше я смотрю на нее, тем больше ее люблю.
Столько времени прошло, но это не меняется.
Она просыпается и садится в постели. Просит зеркало. Я не знаю зачем – увидеть себя или понять, что видит на самом деле. Наверное, и то и другое. Я протягиваю ей зеркало, и она, взглянув на себя, говорит мне его выбросить. Навсегда.
Габриэль
Я ожидала, что с возрастом перестану узнавать себя, что мне не будет нравиться мое отражение в зеркале, я буду больше походить на собственную мать. Прикасаясь к своему лицу, я все еще узнаю его, но когда Лили протягивает мне зеркало – нет, это не я. Это кто-то другой, какая-то незнакомка, я не хочу ею быть. К счастью или несчастью, мне даже не приходится снимать очки, чтобы спрятать голову в песок: я и так ничего не вижу. Все размыто.
Лучше я снова засну. Может быть, это всего лишь дурной сон, а когда я проснусь, то снова стану прежней.
Лили
– Мама, тебе что-нибудь нужно?
– Я хочу газированной воды.
– Я принесу.
Возвращаясь от вендингового автомата, я спрашиваю на сестринском посту, нет ли у них бумаги. Когда я возвращаюсь, мама снова дремлет. Я смотрю на нее, такую спокойную. Беру карандаш, рука сама знает, что делать, движется уверенно. Ничего не забыла. Я не могу оторвать взгляда от мамы. Зарисовываю каждую ее черту, один рисунок, второй. Потому что я считаю ее красивой. Потому что я хотела бы, чтобы она видела себя такой, какой вижу ее я. Потому что мне все еще нужна мама, сильная мама, мама, которая не сдается.
Моя мама всегда меня поражала. Она делала столько всего, чего никогда не делала я, чего я не умею. У меня нет ее энергии, ее смелости.
Она просыпается.
– Ты снова начала рисовать? – спрашивает она меня. – Это хорошо, дочка, ты всегда была талантлива. Но, не стану врать, я не вижу ничего, кроме каких-то пятен, серых и черных. Я чувствую себя как лошадь в шорах и задыхаюсь. Что ты нарисовала?
– Тебя, мама.
– Да?
Помолчав, она спросила:
– Ты больше не используешь цвет в своих рисунках?
– Подожди-ка, а ты права, мама. Я добавлю красок.
Добавлю красок в твою жизнь. Как раньше.
Глава 7
Лили
На следующий день я приношу с собой большие листы бумаги, акварель и масляную пастель. Когда мама спит, я ее рисую. Теперь я просто маленькая девочка, которая рисует маму. И хочет ее спасти.
– Что ты делаешь?
– Не двигайся. Я рисую крупным планом твое красивое лицо.
– Это чудесно, особенно все эти контрасты, но это не я.
– Конечно, ты! Сама увидишь. Мы спросим эксперта! Валентина! Иди поздоровайся с бабушкой.
Глава 8
Лили
Однажды утром доктор сообщает нам, что мама наконец-то может покинуть больницу. Он настроен оптимистично. Перед отъездом я снимаю со стен палаты свои рисунки. Входит медсестра и с разочарованным видом говорит: «Может быть, оставите нам один или два?» Впервые кому-то, кроме мамы, понравились написанные мной портреты. Я оставляю ей несколько рисунков, и мы уходим.
Внизу ждет такси. Я никогда не ездила с мамой на такси. Да и на самолете с ней не летала. Впервые мы вместе сели в такси, чтобы уехать из больницы. Вот мы и не подметили этот факт, даже не подумали о нем. Я просто держу ее за руку. Этого я раньше тоже не делала.
Я останусь на несколько недель, пока она не оправится, пока ее здоровье не улучшится. А потом вернусь в Лондон, к семье.
И я обосновываюсь в ее квартире. Никогда бы не подумала, что сделаю это. Не поверила бы, что способна на такое. Прошло столько времени, мы стали очень разными. Но это нужно было сделать. Единственный правильный вариант. Возможно, жест любви.
Очень странно снова жить здесь. Я больше не дома, я у нее. Странно снова окунуться в совместный быт: я больше не юная девушка, какой была когда-то, и она уже не молодая мать. Мы – две женщины, которым приходится заново приноравливаться друг к другу. Некоторые ее привычки теперь занимают все больше места в ее жизни; раньше они меня раздражали бы, а теперь кажутся ерундой. Время, которое мы проведем вместе, ограниченно. Так что надо любить друг друга. И забыть прежние обиды.
Глава 9
Лили
Утром она ничего не хотела есть. Отказалась и от кофе, и от тоста с маслом. Сидит в кресле, глядя в окно, и это продолжается часами.
Сколько еще времени пройдет, прежде чем начнутся изменения к лучшему? Перед тем как все станет совсем плохо?
То, что время делает с нашими любимыми людьми, причиняет боль.
Габриэль
Тело иногда подводит нас. И нужно жить вопреки этому. Жить с этим.
За столом мы молча сидим, каждая напротив своей большой тарелки. Дни проходят, и я волнуюсь. Она остается со мной, в поставленном на паузу мире, без будущего, а ее будущее, ее жизнь – там. С ее семьей.
Я – ее обуза. Кандалы, что приковывают ее к никчемной жизни. К куцему прошлому. Где все сложно. Где все пришло в негодность.
Лили
Я роюсь на полках, достаю старый альбом. Я вижу в нем фотографии прежних дней, и меня охватывает странное чувство. На всех них чего-то не хватает.
Моей дочери.
Как я могла быть такой? Так наслаждаться полнотой жизни, когда ее еще не было на свете?
Пока у меня не появился ребенок, я ничего не боялась. Жизнь начиналась и заканчивалась мной. Я ощущала некую непобедимость. И ничего не знала – ни любви, ни уязвимости и страха.
Габриэль
Я разглядываю свою дочь. Я не вижу ее так четко, как раньше, но она всегда прекрасна.
– На всех фотографиях у тебя надутый вид, – говорю я, пытаясь рассмешить ее.
– Вовсе нет, посмотри внимательно! Я везде рисую или читаю. Я просто сосредоточенна. Так что я не согласна с твоими домыслами, что я была бунтаркой и трудным подростком.
– Это не домыслы, Лили. Ты была очень строгой. Очень строгой со мной.
– А ты, мама? Есть вещи, которых я никогда не понимала, и они казались мне несправедливыми.
– Например?
Лили вздыхает.
– Не разрешала мне делать эпиляцию, пока я училась в колледже. Может, объяснишь, в чем тут была проблема? В чем заключалась угроза твоему авторитету?
– Неужели я не разрешала?
– Да, и мне было стыдно за это! Еще и за это. Я была подростком и опережала всех в развитии. Поэтому я всегда была не такая, как другие, и надо мной всегда смеялись, показывали на меня пальцем. За мое тело, за отца… И за другие вещи тоже.
Она молчит, и я продолжаю:
– Чего ты хотела для меня, мама? Какие у тебя были планы, мечты?
– Ничего особенного. Чтобы ты была счастлива, чтобы у тебя были дети, а проблем с деньгами не было, чтобы хватало на отпуск. В общем, чтобы у тебя была нормальная жизнь. Нормальная семья.
– Моя жизнь какая угодно, только не нормальная, мама.
Молчит.
– Ты разочарована?
– Нет. Все, что я только могла представить для тебя, было основано на моей жизни. Но мы разные. Ты – этакая козочка господина Сегена
