как учили — след в след. И как только заметил, что земля начала дрожать, — замер.
Лёг. Лицом в пыль.
Земля вздохнула.
По склону прошёлся силуэт. Не титан — силуэт титана. Он не был из плоти, он был как будто вырезан из пространства. Высотой в дом. Медленно, как ледник. Беззвучно.
Он не смотрел — у него не было глаз. Но если бы я шевельнулся — он бы заметил.
Я не дышал.
Три минуты. Может, пять. Потом он ушёл.
Я поднялся и продолжил путь.
Полдень. Или то, что здесь за него выдают.
Солнце пряталось за дымкой, но его тепло ощущалось. Тёплый пепел на плечах. Я вышел на край обрыва. Передо мной раскинулась долина — тень, затопившая всё до горизонта.
Там была крепость.
А я стоял, зная: дальше — только один шанс.
Но я уже прошёл сквозь имена, прошёл мимо титанов.
Значит, могу и дальше.
Впереди — долина.
Живая. Голодная.
Но я уже пахну кровью.
И у меня есть нож.
Третий день. После полудня. Где-то в долине.
Крепости не было видно.
Словно кто-то вычеркнул её с карты и сам мир замял страницу. Я шёл, проваливаясь в вязкий сумрак, где тени были не просто следствием угла света, а чем-то… живым. Самостоятельным. Думающим.
Сначала была просто тишина. Такая же, как в Тихом Лесу, только… с нажимом.
Будто воздух хотел что-то сказать, но не мог — и теперь давил этим несказанным на уши, на грудь, на сердце.
Я почувствовал, что что-то идёт рядом.
Не видел. Не слышал. Но чувствовал.
И тогда — они вышли.
Сначала один. Потом ещё двое.
Вышитые.
Так их называл старый вампир.
Похожие на людей, но сшитые из чёрной ткани, плоти и огрызков чужой памяти. У одного вместо лица — гладкий кусок кожи, натянутый, как парус. У другого — торчащие из спины колья, вросшие в позвоночник. Двигались так, как будто у них не было суставов — резкими рывками, как куклы в неправильной постановке.
Они не рычали. Не кричали.
Они просто шли на меня.
Я обнажил нож.
— Только один бой… — пробормотал я сам себе. — Один… Чёрт бы тебя побрал, кровопийца.
Но выбора не было.
Первый рванулся ко мне. Я бросился вбок, упал, прокатился по гравию, тут же поднялся и резанул в живот — ткань разошлась, но изнутри не было крови. Только темнота. Плотная, как мазут.
Второй ударил ногой — я отбросил её лезвием, но он не почувствовал боли. Эти твари не чувствовали вообще ничего, кроме запаха моей крови.
Старой крови.
Моя израненная рука дрожала. Боль оживала с каждым вдохом. Я понял — это и спасает. Они тянулись к этой боли, к этой ране, и не замечали, как я готовлюсь к удару.
Следующий я провёл под колено. Существо рухнуло, но не умерло. Начало ползти.
Третий — с шестью руками — уже прыгал на меня сверху. Я метнулся вперёд, в самый центр их круга, и вонзил нож в горло тому, что ещё стоял. Он дёрнулся, затих. Двое остались. Один ползёт, другой сбоку.
Я задыхался. Не было сил. Земля дрожала — или это я дрожал?
Но никто не собирался меня щадить.
Я кинул в ползущего горсть пепла — тот сбился с направления.
А потом, хрипя, сделал последний рывок, навстречу оставшемуся. Нож вперёд. Рана жгла. Плечо будто сломано.
Но я всё ещё стоял.
Твари рассыпались в прах, как будто их сдерживала лишь воля долины — а теперь она, на секунду, отвлеклась.
Я опустился на одно колено.
Дыхание резкое, как у зверя. Пальцы скрючены.
Крепость по-прежнему была невидимой.
Но я знал — она там. Ждёт.
И вторая половина дня будет хуже.
Третий день. Вечер. Теневая долина.
Они больше не нападали.
Они наблюдали.
Я чувствовал это — десятки, сотни глаз без зрачков, взглядов без лиц, внимания без разума. Всё вокруг будто замерло в ожидании. Ни одного взмаха крыла, ни шороха травы. Только пепел, колеблющийся в воздухе, словно под водой. И я — в этой вязкой тишине, один, со скрипящими суставами и пульсирующей болью в боку.
Крепость всё ещё пряталась за горизонтом. Я знал, что она где-то рядом — чувствовал это, как зуб чувствует приближение гнилой иглы.
Но идти туда нельзя. Старый вампир сказал:
«До рассвета — не приближайся.
Ночью она живая. Голодная. Глупый, кто подумает, что каменные стены спят».
И я не собирался проверять его слова. Пока ещё нет.
Я нашёл полуразрушенный каменный выступ — остатки какого-то строения, быть может, древнего сторожевого поста. Осел за ним, вытащил флягу, отпил немного. Вода была тёплой, но мне казалась святой. Руки дрожали.
Тени шевельнулись.
— Тише, — прошептал я сам себе. — Держись. Чуть-чуть. До утра.
Но ночь только началась.
Первая атака произошла неожиданно. Не было ни шороха, ни предвестия — только внезапное движение вблизи. Я бросился в сторону, и в тот же миг над тем местом, где я сидел, пронеслась тень с когтями длиной с мою руку.
Я перекатился, поднялся, выхватил нож.
Тварь была другой.
Не сшитая. Не вышитая. Эта… текла. Из тьмы. Без формы, без костей, но с зубами — много, слишком много зубов. Я ударил — и лезвие прошло сквозь неё, как сквозь дым.
Она извивалась, пыталась обвить меня. Холод, будто внутри вдруг стало пусто. Я инстинктивно отступил в свет от угасающего пепельного огня — и существо отшатнулось.
Я бросил в него пригоршню пепла. Он задымился. Тварь снова отступила.
Значит, можно. Значит, можно жить.
Пламя костра… Надо было разжечь. Но нельзя — дым привлечёт других. Или хуже: её.
Я чувствовал крепость. Как больной чувствует опухоль, которую не видит. Она… двигалась. Точно. Тихо. Будто поворачивалась в темноте, чтобы лечь поудобнее. Я сжался под скальным карнизом и ждал.
Ночь текла медленно.
Я заснул. Не знаю, на сколько.
Проснулся — от звука дыхания. Прямо рядом.
Я открыл глаза. Темнота.
Звук исчез.
Но влага на шее осталась — как от близкого пара.
Я не двигался. Даже не моргал.
Где-то позади камня послышалось
