остро и пытливо, готовый принять только правду.
– Уверена, он в норме, – ответила Фима, внутренне надеясь, что так и есть.
– Вы давно виделись?
– Пару дней назад, – она пожала плечами, стараясь сохранить на лице спокойствие, граничащее с безразличием, чтобы не добавлять поводов для тревог. – Он учится управлять своей силой, это лучше делать подальше от людей.
Внутренне она содрогнулась, вспоминая, к чему привели прошлые попытки Красибора пользоваться магией, но вида не подала.
– Он не берёт трубку, я переживаю.
Бажен выглядел искренним, и сердце Фимы расстаяло при виде такого неравнодушия. Отчего-то ей было до дрожи приятно, что кто-то заботится о Красиборе, ждёт и любит. Она была уверена, что он заслужил именно такой любви – бескорыстной, родной и не продиктованной воздействием его дара. Сама она хотела бы дать ему любовь подобного толка, но не чувствовала в себе сил на это. Глядя в глаза взволнованного отца, она понимала, что он будет любить сына несмотря ни на что. Неважно, какие горькие ошибки он допустил в прошлом, какие ещё допустит. Фима пыталась найти в себе те тонкие струны души, которые были бы достаточно чисты, чтобы подарить Красибору всепрощение, но так и не услышала их мелодию. Она могла дать ему многое, и хотела это сделать. Но ему было нужно абсолютное принятие, и именно его у Фимы не было.
– У него всё хорошо, – она мягко улыбнулась, – так ему и надо.
Бажен вернул ей улыбку и отвесил короткий благодарный поклон:
– Вашими устами, юная леди. Что ж, чаю?
– О, было бы здорово!
– Сию минуту, – он подмигнул и добавил: – Чёрный с ягодами и мятой?
Фима ответила кивком и смущённо поинтересовалась, почёсывая затылок:
– А ничего, что я здесь?
– Дом и сад в твоём распоряжении, – бросил Бажен, уже направившись к двери.
– Вы не спросите, зачем я прилетела?
– Что-то мне подсказывает, что лучше не задаваться лишними вопросами, – он ухмыльнулся. – Я смогу тебе помочь чем-то ещё, кроме чая и закусок?
Фима задумалась на пару мгновений и ответила:
– Боюсь, что нет.
– Ну вот.
Он пожал плечами и скрылся в доме. Спустя четверть часа Бажен вернулся с подносом, на котором ютились чайник и чашка с крышкой, взятые из изумительно уютного сервиза: белоснежная глазурь с росписью, изображавшей ягоды рябины под снегом; и красно-чёрные птички вместо ручек на крышечках. Туда же он положил пару кусочков шарлотки и спелую грушу. Из носика чайника сочился ароматный пар: запахи шиповника, смородины и мяты переплетались в тугую косу и создавали атмосферу домашнего волшебства, не требовавшего ничего в замен.
Фима к тому моменту уже расположилась: достала из сумок корзиночки с нитками и иголками, конверты с гербарием, бутыльки с мелким бисером. На одном из свободных кресел она стопкой сложила разномастную одежду: там были рубашка, атласная блузка с пышными оборками и простые чёрные джинсы, которые она пятью минутами ранее забрала из комнаты Красибора. Массу женской одежды, которую нашла там же, девушка решила проигнорировать.
– Спасибо большое, выглядит изумительно! – она втянула носом аромат чая и закрыла глаза от удовольствия. – Как всё же вы себя чувствуете, кстати?
– Отлично, – он показательно размял плечи и продемонстрировал практически исчезнувшие бицепсы. – Нужно время, но каждый день мне лучше и лучше. Я… – он замялся, будто не решаясь сказать то, что собирался, – Очень вам благодарен, ребята.
– Правда? – Фима подняла брови и осторожно отхлебнула из чашки.
В этот раз она была уверена, что напиток и угощение безопасны, никто не попытается её усыпить или сделать чего похуже. Бажен Бологов создавал впечатление человека спокойного, рассудительного и, как бы странно это ни звучало, безопасного. И оттого ещё более странно было девушке видеть, что он чего-то недоговаривает. Чтобы понять это, магия была не нужна – мужчину с головой выдавал язык тела. Внезапно появившееся на лице сожаление, то, как он отвёл взгляд и жевал губы, будто пытаясь проглотить слова вместо того, чтобы произнести их.
– Да, – он кивнул и шумно вздохнул, на щеках выступил лёгкий румянец.
– Бажен, в чём дело? Я вижу, что что-то не так, – не сдавалась Фима.
Она поставила чашку на поднос и подвинулась на плетёной скамейке, освобождая место для хозяина дома, но тот отрицательно помахал рукой, предпочтя остаться стоять. Он боролся с собой, но когда вновь взглянул на девушку, сдался. В конце концов, она больше остальных рисковала собой ради его спасения, и кормить её недомолвками было как минимум невежливо.
– Я надеюсь, что своим спасением не нанёс какой-то непоправимый вред, – признался он.
Голос его звучал глухо, лицо в секунду осунулось.
– Вред кому? Милице?
– Да.
– Бажен, а вы знали о том, что с вами происходит?
– Напрямую нет. Но если бы знал, всё равно дал бы добро, – торопливо добавил он.
Казалось, ему важно было, чтобы Фима не думала о его жене плохо, хотя вряд ли мнение девушки на что-то повлияло бы в данной ситуации.
– Почему? Вы же могли умереть.
– Я знаю, что моя энергия шла на благое дело, Фима. Благое для нашей семьи, – твёрдо ответил Бажен, рассчитывая, что его тон не оставит девушке шанса для протеста.
Что ж, он ошибался. Его ответ, напротив, разжёг в Фиме негодование, которое раньше лишь понемногу покусывало её душу, а сейчас же впилось настолько болезненно, что молчание она даже не рассматривала.
– Да что вы за родители! – воскликнула она, пытливо посмотрев Бажену в глаза. – Что вы, что Милица. Благое дело – умирать на глазах у сына? Вы вообще помните, что у вас есть ещё один сын? Вот такого примерно роста, – она махнула рукой в небо, – с тёмными волосами, зелёными глазами, скверным характером и шрамом на локте?
Бажен открыл было рот, чтобы возразить ей, но слова не нашлись. Прошедшие дни он чувствовал обиду от того, что Красибор ни разу с ним не связался и не справился о его самочувствии, особенно после всех открытий и изменений. Однако лишь сейчас осознал, что и он за прошедшие месяцы даже не подумал о том, как его медленное угасание могло повлиять – и повлияло – на сына.
«Что ж, сын в отца», – с горечью подумал он и сжал руки в кулаки, почувствовав свою ответственность перед Красибором.
– Нет ничего благого в том, чтобы мучить своего сына, – проговорила Фима спокойно, вкрадчиво.
– Ты права, – только и ответил Бажен, не глядя на неё.
Несколько минут оба они сохраняли тишину, и в конце концов хозяин дома мягко проговорил:
– Я пойду, если ты не против. В холодильнике есть рыбная запеканка и овощи – угощайся.
– Спасибо, – выдохнула девушка, вновь обращая свой взор на приспособления для рукоделия, которыми был заставлен садовый столик.
На этом они и разошлись, не глядя друг на друга, оба имеющие предостаточно пищи для размышлений. Бажен Бологов впервые задумался о том, что, возможно, дарил родительское тепло не тому, кому оно было на самом деле нужно. А Фима Воротынская – о том, что хотя самый центр её сердца злится от того, что родители, на её взгляд, поступали с Красибором нечестно и несправедливо, сама она делает то же самое. Отворачивается от того, кому её тепло и внимание по-настоящему нужно, кто готов его принимать и дарить своё в ответ. И вместо этого продолжает, продолжает и продолжает безуспешные попытки дарить любовь тому, кому она уже давно не была нужна. Как Бологовы забывали о живом сыне, всю энергию отдавая ушедшему, так и она отворачивалась от настоящей, дышащей любви, чтобы вкладываться в любовь давно умершую.
Она взглянула на небо, принявшее уже серо-синий вечерний оттенок, и тряхнула головой. Времени на эти размышления не было. Напротив, ей нужно сосредоточиться на тех положительных, радостных нотах её души, что были в ней сейчас. Ближайшие часы ей предстояло провести в долгом, кропотливом колдовстве, которое может разрушить любая мелькнувшая грусть или злость. Она взяла первую вещь из стопки: атласная блузка ярко-изумрудного цвета.
– Если бы тётушка Негомила была предметом одежды, – пробормотала Фима и улыбнулась.
Она расправила блузку перед глазами и залюбовалась насыщенностью цвета, пышными оборками, длинными манжетами с десятью жемчужными пуговками на каждом из них. Положив вещь на колени, Фима погладила плотную ткань и воспроизвела в памяти образ тётушки, задумалась о том, какой она была. Яркой, эксцентричной, заботливой, напористой, если не настырной. От последний мысли Фима тихонько засмеялась и потянулась к большой жестяной коробке с нитками. Пробежалась пальцами по катушкам. Казалось, там были все возможные нитки, какие только можно отыскать в их крае: шёлковые
