И вроде бы ничего постыдного в нем нет. Спасли экипаж, спасли корабль, который можно будет вернуть после войны — а это миллионы сэкономленных рублей. Да и японцы, ничего не захватив, не смогли усилить свой флот, но… Все равно, не могу избавиться от ощущения, что это выглядит как бегство. Впрочем, может быть, это влияют воспоминания о том, что я когда-то читал про Первую Мировую?
Тогда после революции у нас и капитуляции Германии русские части неожиданно для себя оказались за границей. Во Франции, Польше, в Прибалтике… И их, разом ставших ненужными чужаками, принуждали к интернированию. Офицеры, солдаты сдавали оружие, полагаясь на слово недавних союзников, но… Их сгоняли в лагеря, их кормили по остаточному принципу, лечением занимались разве что сами — и в итоге в ту холодную зиму остатки царской армии потеряли больше людей, чем во время самых жестоких сражений.
Вспомнил, и снова накрыло осознанием того, на что на самом деле я замахнулся.
— Вячеслав Григорьевич? — Брюммер кашлянул, привлекая мое внимание.
— Да, я здесь, — тряхнул головой. — Так что вы решили по итогу, кого нам ждать в гости?
— Как вы и сказали, броненосцы будут продолжать блокировать Порт-Артур, а вот крейсеры после исчезновения угрозы со стороны «Аскольда», «Дианы» и «Новика» будут свободны. У наших осталась только «Паллада», так что… Мы думаем на третий боевой отряд. Броненосный крейсер «Якумо» и легкие — «Читозе», «Такасаго» и «Акаси». Ну и прикрытие из миноносцев, конечно.
— Двоих из этой четверки мы, полагаю, как раз и видели, — кивнул я.
— А они видели нас, — согласился Брюммер. — Думаю, в следующий раз придут уже все вместе.
— В то же время, — я продолжал оценивать ситуацию, — Нельзя исключать влияние фактора Цзиньчжоу. Наши еще не дошли до него, но точно дойдут. И тогда японцам нужно будет держать поблизости корабли, способные добить до берега, не заходя на мели. Броненосцы они кинут, только если начнется главный штурм, а для чего-то попроще как раз сгодились бы главные калибры крейсерского отряда.
— То есть, думаете, оставят нас в покое? — удивился Катырев.
— Не оставят, но и надолго отвлекаться на нас нельзя, — ответил я. — Все, что могут позволить себе японцы, это один мощный удар. Третий боевой отряд для этого вполне подойдет. И думаю, нам нужно готовиться именно к нему.
В голове невольно крутились мысли про Ляодун и Цзиньчжоу. Словно я уже был там… Как можно было бы использовать отливы, выманить броненосцы и воспользоваться моментом для атаки уже нашего флота… И всего-то нужно — получить право всеми командовать и научить этих всех действовать вместе. Я и раньше уделял как можно больше времени совместной работе самых разных видов войск, но теперь понимаю, что ее важность еще выше.
В итоге мы закончили собрание не только доработкой обороны с учетом мощной разовой атаки, когда враг не будет жалеть силы и снаряды. Но потом еще около часа согласовывали новые тренировки совместных действий. Кавалерия, пехота, артиллерия, нестроевые части, разведка, связь… Потому что победить мы сможем только все вместе.
Следующие несколько дней все работали как проклятые. Кажется, что сложного в том, чтобы вырезать пушку с корабля? Отвинтил все, что отвинчивается, срезал все остальное и — тащи. Так это все равно десятки часов работы! Но саперы справились. На четвертый день из воды показались освобожденные 8-дюймовые пушки из носовой башни. Причем нам удалось не просто достать одни лишь стволы и казенную часть, но и поворотный механизм сохранить.
— А заряжающий уже не смогли, — повинился Галицкий. — Слишком глубоко в корпусе, слишком сложно работать.
— Вы и так сделали больше, чем нужно, — поблагодарил я главного сапера, и неожиданно, но как это порой бывает на волне успеха, в голове вспыхнула такая простая и яркая идея.
Мы ведь так и не придумали, что делать с тем американским журналистом и поднятой с его помощью информационной волной. А то мне уже и Сергей Александрович, и Линевич написали. Причем оба даже не подумали сомневаться в написанном и с искренним негодованием требовали от меня объяснений. Возможно, если бы не взятый так вовремя Инкоу, то могло бы и до резких кадровых решений дойти… К счастью, успехи пока прикрывали меня от увольнений в запас и переводов, но ситуацию нужно было решать как можно быстрее.
* * *
Джек испытывал странное чувство. И самое обидное, он, писатель, то есть человек, который умеет замечать и описывать те самые чувства, не мог понять, что это такое. Стыд? Да нет, не может быть.
— Господин Лондон, — к писателю заглянул один из адъютантов Макарова. — Генерал зовет вас в бывший губернаторский дом.
Там же тюрьма и Готорн… Лондон мгновенно ухватил утепленный плащ, без которого в последние дни на улице было просто нечего делать, и поспешил на выход. Неужели Вячеслав Григорьевич что-то придумал? Джек снова ощутил что-то непривычное, но на этот раз расшифровал почти сразу. Обида. Он уже смирился с тем, что генерал гораздо лучше, чем он сам и чем — чего уж тут таить — любой американец разбирается в войне. Но вот в гражданских интригах и журналистике… Тут Джеку хотелось верить, что они еще впереди.
— Хотя нашел чем гордиться, — неожиданно сказал он сам себе, и на лице мелькнула довольная улыбка.
Главное ведь тут что? Что Макаров скоро расскажет свой план, и, возможно, новая неожиданная идея вдохновит самого Джека на новый рассказ. После прошлого, тяжелого и терпкого, словно грязь и кровь, у писателя все никак не получалось восстановиться… А хотелось! Вокруг происходило столько всего интересного, что так и просилось на бумагу!
— А вот и вы! — Огинский, один из разведчиков Макарова, встретил Лондона у входа и проводил его к генералу, который что-то объяснял старшему корейского отряда Киму.
— Ваше превосходительство, господа, — Лондон кивнул всем присутствующим, а потом поспешил поделиться тем немногим, что смог сам сделать за эти дни. — Я списался с парой старых знакомых журналистов из «Ворлд». Это издание принадлежит Джозефу Пулитцеру, они с Хёрстом вечно соперничают, так что пусть сейчас они и пишут прояпонские статьи, но, если будет что-то интересное, что подорвет главную историю конкурента, то это тоже готовы напечатать. Но сразу скажу, просто опровержение не подойдет. Это не интересно, не принесет тираж, не станет сенсацией.
— Я понимаю, — спокойно
