было большим, и не все оно доходило до Гвинейского побережья для покупки рабов или для отправки в Англию для обмена на мануфактурные товары. Много этого золота оставалось в Салвадоре, как об этом свидетельствует изобилие золотых украшений в церквях, что производило большое впечатление на иностранцев, подобно тому как у миссис Киндерсли вызывали зависть массивные золотые украшения благородных женщин Баии.
Так же как и в Минас-Жерайсе, золото добывали негры-рабы под надзором их владельцев. В 1734 г. в трех золотодобывающих районах Баии трудилось 13 500 рабов, около половины из них в Аракуаи и Фанаду. Как и в Минас-Жерайсе, там господствовало мнение, что рабы с побережья Гвинейского залива физически более сильные и лучше приспособленные для этой работы, чем негры из Анголы или откуда-то еще. Это породило бум в торговле рабами в капитании, которая в первой половине XVIII в. шла в основном между королевством Уида и Баией. Местный правитель Ардра в 1698 г. разрешил португальцам построить укрепленную факторию на том месте, куда свозили рабов для отправки в Баию. Однако крепость Сан-Жуан-Батишта-д’Ажуда была основана только в 1721 г. по инициативе графа Сабугозы.
Бразильские работорговцы, посещавшие Уйду, постоянно испытывали сложности во взаимоотношениях с голландскими губернаторами Элмины. Голландские патрульные корабли курсировали поблизости с целью принудить бразильские суда зайти в Элмину и заплатить пошлину, так как Голландия провозгласила свой суверенитет над этой частью Невольничьего Берега. Торговля рабами частично финансировалась контрабандным бразильским золотом, которое шло на покупку не только рабов, но и готовых товаров у голландских и английских купцов в Бенинском заливе. По этим причинам корона не раз подумывала о запрете всей торговли или установлении над ней контроля, для чего намеревались создать компанию, обладающую монопольными правами, со штаб-квартирой в Лиссабоне. Эти проекты встретили большое сопротивление в Байе; вице-король, купцы, плантаторы и горожане полагали, что работорговля в Уиде была жизненно важна для Бразилии в целом и для Баии в частности.
Выступая в 1731 г. против предложения короны, граф Сабугоза особо подчеркивал, что экономика Бразилии полностью зависит от работорговли с Западной Африкой и особенно с Уидой. Только отсюда ежегодно в Баию вывозили от 10 до 12 тысяч рабов, но даже и этого количества не хватало для работы на приисках и плантациях. Ангола давала каждый год от 6 до 7 тысяч рабов, и их принимали в портах Рио-де-Жанейро, Пернамбуку и Баии. Если бы торговля с Уидой прекратилась, в Анголе было бы невозможно набрать дополнительное число рабов. Возможности других рынков рабов в Верхней Гвинее, Сенегале, Гамбии, Лоанго и даже на Мадагаскаре и в Мозамбике были исчерпаны, так что рабов из Уиды заменить было некем.
Вице-король тактично избежал упоминания о контрабандной торговле золотом с Уидой (часть его поступала через Сан-Томе), но он подчеркнул, что Ардра и Дагомея были рынком сбыта для табака, сахара и рома из Баии, которые пользовались здесь большим спросом, чем в Европе. Все жители Баии участвовали прямо или косвенно в работорговле, и, если бы она попала в руки новой компании с резиденцией в Лиссабоне, это означало бы полное разорение граждан Салвадора. Корона пострадала бы в равной мере, так как основная часть доходов, получаемая ей из Баии, имела своим источником значительные пошлины, которыми облагалась покупка рабов в Уиде. Ну а потом, уже во вторую очередь, начинали считать доходы от экспорта сахара, рома и табака. Доходы от работорговли шли также на содержание церквей и крепостных укреплений, на выплату жалованья солдатам гарнизона и административные расходы. Эти аргументы повторил с небольшими вариациями преемник вице-короля граф Галвеаш, который напомнил королю, что ни прииски, ни плантации не могут функционировать без труда рабов. Жизнь раба, добавил он, была обычно короткой, и Уида была самым надежным источником пополнения рабской силы как в количественном, так и в качественном отношении.
Контрабандная торговля золотом и табаком, которая так беспокоила корону, не ограничивалась Уидой. Как уже упоминалось ранее, она достигла угрожающих размеров, в нее был втянут Лиссабон, несмотря на все попытки королевских чиновников ограничить ее с помощью указов, угроз сурового наказания и тщательной инспекции грузов на судах. Когда дон Жуан де Ленкаштре в 1699 г. с гордостью сообщил королю, что он пресек все возможности для контрабанды в торговом флоте Баии, государственный секретарь отослал ему список конфискованного контрабандного табака. Он свидетельствовал, что, несмотря на принятые чрезвычайные меры, его объемы превысили все прежние показатели. В преамбуле указа 1711 г. о противодействии контрабанде сообщалось, что в предыдущем году «четыре военных корабля и четыре торговых судна Ост-Индской компании, все английские, зашли в бухту Всех Святых и в Рио-де-Жанейро, и на борту всех этих судов были контрабандные товары из Европы и Азии, и они вывезли из Бразилии много золота и табака».
Направлявшиеся на родину португальские суда, которые на обратном пути из Гоа и Макао регулярно заходили в Баию, были одними из самых злостных нарушителей королевского указа. Посетивший в 1730 г. Бразилию французский путешественник писал, что «повсюду продаются товары из Китая с большой прибылью», и существует множество современных свидетельств, подтверждающих это наблюдение. Все попытки покончить с процветавшей контрабандной торговлей провалились. Не в последнюю очередь и потому, что вооруженная охрана, находившаяся на борту торговых судов и призванная бороться с ней, «сама самым наглым и скандальным образом переправляла тайно товары с кораблей на берег». Прославленный французский морской офицер и колониальный администратор Маэ де ля Бурдонне в 1729 г. отправил для продажи в Баию на борту португальского корабля «Nossa Senhora da Apparecida» партию индийского текстиля. Прежде он заручился согласием на это у вице-короля Гоа. Товар был продан с большим убытком, но, вероятно, в этом был виноват французский лоцман, которому Бурдонне доверил осуществить сделку. Это был один из характерных случаев в оживленной торговле между Гоа и Баией, которая продолжалась, несмотря на ее запрет.
Одним из аргументов, приводившихся в поддержку торговли Баии с Уидой, был тот факт, что все доходы от нее оставались в руках бразильских португальцев. Торговые связи с Европой, как указывали граф Сабугоза и граф Галвеаш, во многом контролировали англичане и другие иностранные купцы, действовавшие через португальских агентов в бразильских портах. Это мнение разделял и француз Бурдонне, который писал о бразильском флоте в 1730 г., что его «используют в своих интересах обычно иностранцы, а португальцам остается только получать комиссионные вознаграждения». Мрачные оценки, несомненно, были преувеличенными, но в них было много правды. Источником постоянного раздражения для португальцев и удовлетворения для англичан было видеть, как богатства Бразилии уходили через Лиссабон в Англию. Лондонские газеты регулярно сообщали о прибытии
