создает практически свой новый стиль, к которому одновременно нельзя подкопаться.
Это обновленный импрессионизм легкого артистического «прекрасного мгновения». Своего рода застывшие воздушные балетные па на холсте, улетающее чудо движения, интрига вуайеризма, созерцания, если угодно. Без тени пошлости и соцреализма. Короче говоря, гений. Или как модно сейчас говорить: «Гений – и точка».
Этот удар по старательно захватывающей все живое косности и нанесла в незабываемом тридцать седьмом году та самая «Новая Москва», которую я только что видел. А потом уже каскад признаний, золотая медаль на Всемирной выставке в Париже и все такое. Надо отметить, генетически выношенная купеческая смекалка берет свое, и на все предложения начать писать официальные портреты следует ответ: «Не умею рисовать мужиков. Моя стихия – Женщина». Ну что скажешь на это? А ничего…
И в какой-то степени неправ хозяин магазина. Да, у меня двенадцать живописных работ Пименова. Но помимо того, что он, ко всему прочему, театральный художник, Пименов еще и чудесный график-плакатист. А вот плакатов художника и преподавателя ВГИКа Юрия Ивановича у меня довольно много. Завидуйте, но тихо. И это было бы большое счастье – поставить перед собой «Даму в автомобиле» и попробовать написать эссе об этом шедевре. Или даже роман…
– Александр Андреевич, мы приехали. Вы хорошо себя чувствуете? А то мы стоим у вас на даче уже пятнадцать минут, а вы ни гугу.
Игорь на всякий случай сделал погромче радио, и мне пришлось открыть глаза. Исчезла «Новая Москва», дама в автомобиле, плакаты «Пышка», «Романс о влюбленных», «Дочки-матери» и даже «Новый Гулливер». Ну и ладно. Пойду ужинать. Хотя есть не хочется.
Дома, оказывается, были гости. Мой очень близкий друг и совладелец, может быть, лучшей московской галереи современного искусства «Триумф» Емельян Захаров[107] с его очаровательной женой, внучкой и тезкой (в одном лице) нашего культового шансонье и актера Александра Николаевича Вертинского – Сашей Вертинской[108]. «Над розовым морем вставала луна. Во льду зеленела бутылка вина». С «розовым морем» на нашей даче во Внукове было не так все просто, но пару бутылок хорошего вина я для гостей открыл, и они зазеленели, где нужно.
Мне постоянно дарят дорогой алкоголь, который я не пью, и поэтому набор этой отравы в доме абсолютно фееричен. Малопьющему часто интересно наблюдать битву любителей с собственной печенью.
За ужином я рассказал гостям об увиденном шедевре, послушал их ахи-охи по поводу дамы в автомобиле и в итоге услышал от всех точную формулу цены лучшей работы Пименова.
Все сидящие за столом пришли к единому мнению, что за картину «Новая Москва» можно просить столько денег, сколько захочется. Предельно конкретное ценообразование, ничего не скажешь…
Следующий день был безумно загружен всякими адвокатскими делами: суды, консультации, проверка работы коллег, совещания и подготовка разного вида заявлений. Пару раз звонили журналисты. То есть нормальный сумасшедший день нашего бюро. Думать о «Новой Москве» было некогда, и она постепенно исчезала из сознания, как должна исчезать за горизонтом самая большая яхта хоть Илона Маска, хоть Аркадия Абрамóвича. «С глаз долой – из сердца вон», – гласит русская народная пословица.
Утром я набрал дорогую моему сердцу Зельфиру Трегулову[109], тогда еще директора Третьяковской галереи, по делу, совершенно не связанному с Пименовым. В музее с невероятным успехом шла выставка шедевров великолепного художника-портретиста Валентина Серова[110]. При всей моей любви к людям, особенно к тем, кто посещает музеи и галереи, толкаться в огромной толпе отстоявших в дикой очереди на жутком морозе два или три часа и озверевших от этого любителей живописи я не очень хотел. Обычно в день, когда галерея закрыта (почти всегда это понедельник) для широкой публики, можно договориться с дирекцией и организовать частную экскурсию с искусствоведом. Стоит это не очень дорого, но удовольствие от музея, открытого практически исключительно для моих гостей и меня, просто феерично. Пустые залы, создающие иллюзию настоящего дворца, картины на стенах, принадлежащие на какое-то время только твоим глазам, шарм от легкого гула собственных шагов и тишина живой вечности. Что может быть лучше для созерцания и мироощущения.
Надо сказать, что эффект от того, что я могу открыть закрытый музей, да еще какой, просто сногсшибательный. Сколько договоров я подписал после таких прогулок… В общем, многому хорошему в моей жизни я обязан искусству. Например, квартирой.
Все-таки лишний раз на выставку Серова надо сходить. Не все мне нравится в его живописи, но есть шедевры, от которых нельзя оторвать взгляд. К примеру, портрет обнаженной танцовщицы Иды Рубинштейн. Я вообще большой фанат женских портретов. Всегда был зачарован шедевром из шедевров, а именно «Весной» Сандро Боттичелли. Удивительно, как художник создал в конце XV века образы молодых девушек, полностью совпадающих с образами современных барышень шестидесятых годов XX века. Просто невероятно. Тот же чуть изможденный аскетизм, легкая надломленность от груза сексуальной революции, то же ощущение необходимости молодежных преобразований шестидесятых, та же парадоксальная удовлетворенность от постоянной неудовлетворенности. Великолепно.
Портрет обнаженной Иды Рубинштейн Серова из этой же ауры предвидения. Своей наготой и легкой изможденностью женщина на полотне стирает грань времени. Она сегодняшняя, она даже чуть вульгарна из-за созерцания взглядов зрителей, она одновременно и зовет, и отталкивает. Такое впечатление, что она смотрит на зрителя с небрежной надменностью и плохо скрываемым презрением: «Смотришь, мечтаешь? А я никогда не буду твоей. Постой, полюбуйся и уходи…» Это и есть магнетизм шедевра. Схожу еще раз полюбоваться.
Мы договорились с Трегуловой на ближайший понедельник, и я занялся своими делами. Впереди был очень сложный процесс на Кипре с продолжением в Лондоне, а так как местные коллеги (и те, и другие) считают, что их работа должна ограничиваться исключительно приемом денег на банковские счета, приходится все делать за них. Чудовищно, как на Западе за каких-то двадцать-тридцать лет политики смогли убить профессию адвокатов. Больше нельзя давать советы, надо доносить на клиента, если он что-то скрывает от правосудия… ну и т. д. Вот и приходится маневрировать для наших людей. Ибо без нас они не справятся. Ни с правосудием, ни со своими собственными адвокатами. Слава Создателю, у нас все еще по-другому.
Возможно, вот еще почему: когда идет творческая работа адвоката, меня не остановить. Я не замечаю ни грохота отбойных молотков на улице, ни дрель у соседей, ни эсэмэсок, ни телефонных звонков, ни даже призывных покашливаний, обозначающих присутствие рядом любимой. Ну хорошо, для нее можно сделать исключение. Но ненадолго.
На работе в офисе это знают все и, к чести коллег, свято берегут атмосферу
