высоким, чем планировала. – Такие же, как у тебя за спиной появляются, когда магичишь.
– А, эти?
Красибор невинно улыбнулся, и в ту же секунду за ним материализовались восемь полупрозрачных, но от этого не менее зубастых голов. Гидра парила в воздухе, принюхиваясь и приглядываясь ко всему вокруг себя. Фима подпрыгнула на месте и выронила вилку. Спустя несколько мгновений все восемь голов повернулись к ней и выжидающе уставились. Они выглядели устрашающе и прекрасно в одно и то же время. Чем дольше Фима на них смотрела, тем более отчётливо видела: из зелёной дымки они становились реалистичными и почти осязаемыми. Она могла разглядеть даже переливающуюся чешую и как раздувались их ноздри.
– О, Бог и боги… – прошептала она и неожиданно для самой себя вытянула чуть дрожавшую руку перед собой.
«Не даст же он им откусить от меня кусок. И Батя Каракулин говорил, что его магия вроде как в меня влюблена, так ли это?», – подумала девушка, но всё равно зажмурилась и в страхе сжала кулак. Она хотела уже отдёрнуть руку, когда вдруг ощутила на коже что-то тёплое, даже горячее.
Она раскрыла глаза и шокировано уставилась на чешуйчатый нос, который потёрся об её пальцы. Разжав кулак, она погладила зверюгу. В какой-то момент, прижав ладонь чуть сильнее, она даже ощутила лёгкую вибрацию.
– Мурлычит что ли? – выдохнула она и замерла с открытым ртом.
Мягкий смех Красибора выдернул её из оцепенения, и она перевела на него взгляд, продолжая гладить голову гидры. Он выглядел довольным и гордым. Фима не знала, чем именно он гордился – тем, что смог приручить магическую зверюгу, и та из смертоносного неуправляемого оружия стала восьмиголовым котом; или тем, что она – девушка, в которую он влюблён, которую выбрал себе в пару, оказалась достаточно смелой, чтобы решиться на контакт с его магией.
– Ну, допустим, «мяу», – сказал он и снова рассмеялся.
В следующую секунду гидра растворилась в воздухе, будто её и не было. Но Фима всё ещё чувствовала тепло на ладони, как доказательство того, что ей не привиделось.
– Я смотрю, ты тут действительно времени зря не терял, – пробормотала она.
Красибор сел напротив неё и протянул чистую вилку:
– Мне бы никто не позволил. Но впереди ещё много работы. Я наладил контакт с собственной магией, и по большей части она меня слушается, но многое зависит от эмоций. Чем менее я спокоен – тем сложнее её контролировать. Не уверен, что смогу сдержаться, если, например, меня по-настоящему разозлить.
– Медитация, медитация и ещё раз медитация, – Батя Каракулин вернулся на кухню и бодро принялся за свою порции пельменей. – Но щен хоть спорить перестал. Растёт.
Фима заметила, как Красибор поджал губы, явно недовольный словами кузнеца. Но сдержался и спорить не стал. Вместо этого кивнул и со вздохом сказал:
– Да. Кто же знал, что медитировать посложнее, чем физические тренировки.
– Это всё очень впечатляет! – искренне воскликнула Фима, глядя то на Красибора, то на Батю Каракулина. – Потрясающий прогресс!
– Что есть, то есть, – кузнец нахмурился и, добавив в тарелку ещё ложку сметаны, добавил: – Щен будто родился для магии. И кулинарии. Дурной и глупый, но талантливый.
«Да он ему реально нравится!, – подумала Фима, глядя на хозяина дома во все глаза. – Что ж, Батя Каракулин остаётся верен себе».
Она всегда знала, что больше всего кузнец ценит в людях силу и смелость этой силой пользоваться. Когда Батя Каракулин практически отвернулся от Александра, сердце Фимы обливалось кровью, но она, как и все остальные, понимала, что для него немыслимо было бы принять добровольный отказ от силы. Возможно, он был бы не так строг, если бы Александра лишили магии насильно. Но все знали, что это не тот случай.
– Ну так что, Фимочка-кошечка, готова?
– Да, – отозвалась она, сразу поняв, что старик говорит о Ритуале.
– Надеюсь, ты хорошо всё обдумала.
– Я тоже. В действительности, я бы хотела воспользоваться вашими столом и ручкой, если это возможно. Мне нужно кое-что записывать перед началом.
Батя Каракулин расставил руки в приглашающем жесте, давая понять, что весь кухонный стол в её распоряжении. Коса его плавно взлетела вверх и скользнула за приоткрытую дверь серванта. Там, в одной из вазочек, лежала куча мелочей от скотча и банковский карт до штопора и конфет. Выудив из кучи мала ручку, коса молниеносно вернулась обратно и положила её перед Фимой. Та ни капли не удивилась, за много лет привыкшая к тому, что волшебная коса старика была не только непобедимым оружием, но и просто косичкой на побегушках.
– Спасибо, – девушка кивнула и проверила время: без десяти полночь.
У неё только и было времени, что доесть и сделать самые последние приготовления.
– Крас, я тебя очень прошу, переоденься. Это для защиты…
– О-о-о, кошка, да разве заслужил он такую заботу? – сурово спросил Батя Каракулин, выхватив джинсы из рук Красибора.
Тот попытался удержать их, но хватка кузнеца была слишком сильной. Тут же показались головы гидры и все, как одна, зашипели на кузнеца. Последний, впрочем, даже не глазом не повёл. Красибор сжал кулаки и стиснул зубы, сверля Батю Каракулина злым взглядом. Фима почти слышала, как он мысленно считает до десяти и обратно, изо всех сил стараясь успокоиться. Она не знала, продиктовано ли его поведение обучением – и это дополнительная тренировка для контроля собственной магии; либо же Красибор просто знал, что против Бати Каракулина не выстоит и ввязываться в драку смысла нет.
– Ему и не нужно заслуживать, – спокойно ответила Фима.
Красибор резко выдохнул и взглянул на неё: такая спокойная, уверенная, что у него тут же защемило в груди от переполнявших эмоций. Он обожал это в ней. То, как она умела контролировать собственный страх и отстаивать свою позицию. Ему вдруг вспомнилось, как он разоблачил в ней ведьму. Он отчётливо видел, что она испугалась последствий и не знала, что делать, но отпираться при этом не стала. Тогда она сказала: «Уж в двадцать первом веке только и дел, что себя стыдиться. Я – та, кто я есть.» Он рефлекторно коснулся центра своей груди – там, где предположительно нашёл бы своё сердце. И подумал о том, что здорово просто принимать себя таким, какой есть, без стыда или грусти.
– Ой ли? – Батя Каракулин сурово взглянул на Фиму, но та не дрогнула. – Ради щена столько магии своей природной, женской истратила. Рейтузы эти разве что не искрятся!
Вмешался Красибор, и голос его звучал при этом удивительно спокойно и даже сухо:
– Батя Каракулин, отдайте.
– Ишь! –
