по лестнице.
Лестница тут и в самом деле была. Целая, хоть и замусоренная. И голоса теперь доносились снизу. Агент подумал, оглянулся и начал спускаться. Непонятно было, где Бенджамин. Может, уже внизу.
Лестница упиралась в дверь, по виду – совершенно заброшенную, с проржавевшим замком. Но голоса теперь шли с той стороны, так что Агент осторожно повернул ручку. Оказалось не заперто. Впереди лежал длинный коридор. Там в самом деле пахло штукатуркой – как в лаборатории, когда у них делали ремонт. Агент тихонько пошел вперед – и сообразил, что оказался в ловушке, только услышав за спиной шаги. Обернулся – сзади стоял еще один человек в форме Организации.
– Твою ж… – сказал он. – Как только вы сбегаете, а? Ну стой, стой. Пошли обратно.
Агент не стал сопротивляться, когда охранник не слишком мягко взял его за плечо. Понимал, что один он вряд ли найдет вход, а если и найдет – кода-то не знает.
– Ну вот и молодец. – Охранник, кажется, удивился, когда Агент послушно зашагал с ним рядом. – Потерялся, да?
– Да, сэр.
– Сейчас я тебя обратно отведу. Не теряйся больше. А то от доктора попадет.
И здесь – доктора…
Они долго спускались и петляли по коридорам, проходили через множество дверей. Тут было почти как дома. В конце концов они сели в лифт; охранник набрал код – даже не озаботившись заслонить кнопки от Агента.
На этаже, куда они приехали, свет был слепяще-желтый, так что охранник поморщился. Здесь были люди, слышались голоса, откуда-то знакомо пищали датчики. Медблок…
Даже халаты у медсестер были привычно серые и голубые. В голубых ходили квалифицированные сестры. Но его сдали на руки девушке в сером:
– У вас пациент потерялся.
– Г-господи! Где ты его нашел?
– Там, наверху, в коридоре.
– Что ты делал в коридоре? – напустилась на него медсестра.
– Я играл, – сказал Агент. – Играл и потерялся.
– А в какой ты был палате?
– Да там их осталось-то, – сказал охранник. Сестра на него шикнула. Крепко взяла Агента за руку, завела его в одну из маленьких палат за белой дверью и заперла.
Надо же. Сначала он скучал по лаборатории, по этим пищащим датчикам, по цветам, которые все что-то значат.
Но сейчас, когда до Агента дошло, что скоро ему возвращаться, он испытал только безнадежную тоску. Как будто ему предстояла коррекция.
– Эй, – позвали его. Агент обернулся и увидел, что в палате не один. На кровати лежал бледный тощий мальчишка. Его зачем-то пристегнули наручниками. – Эй! Я тебя помню!
Агент подошел поближе. Это был тот самый гражданский с рынка. Похожий на Двенадцатого. Только сейчас он выглядел совсем плохо, под глазами были черные круги, как у медведя на иллюстрации к истории про Маугли.
– Помоги, – сказал он тихо. – Они тебя тоже поймали?
– Я сам пришел, – сказал Агент.
– Ну и дурак. – У Двенадцатого был очень слабый голос. – Они тут… они колют какую-то штуку. Чтобы ты забыл и слушался. Только никто не слушается. Эта штука всех убивает. Помоги?
– Какая штука?
Двенадцатый был пристегнут надежно. Агента учили, как избавляться от таких наручников, но сейчас у него не было под рукой булавки. Только утащенный у Пита нож – и пистолет.
Ему бы вообще не полагалось помогать объекту. Вмешиваться в работу Организации. Прежде он и думать бы об этом не стал. Но теперь…
«Мы одной крови – ты и я».
– Мне страшно, – сказал мальчишка.
– Подожди, сейчас… – Агент быстро осмотрел палату, но тут тоже ничего подходящего не было. Он вытащил нож. – Чего ты боишься?
– Я…
Двенадцатый вдруг раскрыл рот и стал так сильно трястись, что все его тело изгибалось, подскакивало и билось о железную койку. Агент попытался удержать его за плечи – бесполезно. Датчики громко запищали, и за дверью палаты послышались шаги. Агент поискал выход, почти без всякой надежды глянул на потолок – оказалось, что вентиляционная шахта открыта.
Он посмотрел еще раз на Двенадцатого – того все так же трясло. Щелкнул замок.
«Прости». Он подпрыгнул, ухватился за тонкие стенки вентиляционного хода и, извиваясь, пролез в него. Здесь было уже, чем дома. Но слышно так же хорошо. Агент дышал тихо-тихо и видел через решетку, как Двенадцатый перестал трястись; он застыл, открыв рот и незрячими глазами уставившись вверх – прямо на Агента.
Теперь стало понятно, чего он боялся.
Смерти.
Прибежали сестры – в голубых и серых халатах. Они суетились вокруг койки, но безуспешно; в конце концов одну из них отправили за врачом.
– Время смерти – семнадцать двадцать одна. Что вы вводили?
Квалифицированная сестра сказала:
– Мы могли бы вводить что угодно. Вы же знаете, что действие и ативана, и адреналина ваше… средство нейтрализует.
– Все я знаю… Надо менять формулу, а эти зазнавшиеся идио… простите, доктор Лист… – Врач повернулся к зашедшему вслед за ним в палату пожилому человеку – тоже в белом халате, наброшенном поверх костюма и незастегнутом.
– Ничего, – сказал он, – здравая критика еще никому не мешала, коллега.
Агент узнал его по голосу. В последний раз он так его и слышал, из вентиляции. Тот самый гость доктора Вернера.
– Ладно, – сказал врач, – если желаете критики: во-первых, надо менять формулу, объекты мрут как мухи. Во-вторых, надо менять объекты. Что мы используем? Детей неизвестно откуда, неизвестно с какими болезнями, которые, естественно, активизируются во время эксперимента… Я уже молчу о том, что скоро все окрестные рынки и вокзалы опустеют – куда мы пойдем за материалом? Вы видите, какой расход?
– Не беспокойтесь так. Это Гибея. Здесь война не кончается, а кончится – начнется новая, даже без нашего участия. Этот их… просветленный монарх… и так прекрасно справляется.
– И все-таки. Брать беспризорников с улицы…
– Вы как будто не понимаете цель эксперимента. Именно что беспризорников, с забитой мусором головой и повышенной сопротивляемостью. Если из такого мы сможем сделать идеального солдата Организации, значит, проект удался. Или вы желаете, как наш уважаемый Вернер, самостоятельно выращивать каждого воина из ничего? Титькой его кормить, простите? Вернер, конечно, молодец, но он неисправимый мечтатель.
– Как вам сказать. Проект Вернера – это Воин в миниатюре. Повышенная выносливость, регенерация, обучаемость… Все уже в крови.
– И что, многих он таких вырастил? Вся эта регенерация и обучаемость без дисциплины ничего не стоят.
– А, ладно. Может, я стар и не понимаю этих ваших нововведений. Всегда удивлялся, чем добрые старые методы вам не пришлись. На Воине, насколько я знаю, они прекрасно срабатывали. А эта наша формула ему была бы как мертвому припарка.
– Для сороковых – прекрасно, нет слов. Но
