неделя, а то и две, прежде чем он решится на ответный удар. К тому времени здесь будет не село, а наша передовая крепость.
Глеб усмехнулся. Затея с отравлением крепости провалилась, но все равно сыграла ему на руку. Пока они отвлеклись на шпионов внутри, он смог перебросить войско и неожиданно атаковать, да еще и союзника нашел.
Все шло по плану. Они намеренно ударили по самому больному, чтобы посмотреть на реакцию. И реакция, как и предсказывал их «друг» в крепости, была именно такой, какой они ждали — медлительной и нерешительной.
— А что же их щенок, Ярослав? — спросил Богдан. — Он ведь горяч. Неужели стерпит?
— Щенок будет лаять и рваться с цепи, — отмахнулся Глеб. — Но отец не даст ему воли. Он слишком боится потерять единственного наследника в безрассудной атаке. А повар… — он усмехнулся, — повар пусть варит ему успокаивающий отвар. Наш друг подтвердил: старая гвардия взяла верх. Они будут ждать.
Он взял со стола два серебряных кубка, наполнил их вином из кувшина, стоявшего здесь же.
— Так что у нас есть время, союзник. Время, чтобы превратить это место в плацдарм, с которого мы будем разорять их земли всю зиму. К весне мы выпьем из них все соки, и только тогда нанесем решающий удар.
Он протянул один кубок своему союзнику.
— Так выпьем же. Не за быструю победу, а за долгую, мучительную агонию рода Соколов.
— За агонию, — ответил тот, принимая его.
Глава 21
Ярослав вернулся в зал совета так же быстро, как и покинул его. Только зашел он туда уже другим человеком. Если уходил он, будучи раздавленным отказом юнцом, то вернулся — командиром, у которого есть план. Ярость в его глазах сменилась расчетливостью.
Он не ворвался, как раньше, а вошел. Спокойно и уверенно. Прошел в центр зала. Мрачная атмосфера нерешительности, царившая в зале, казалось, ничуть на него не давила.
— Отец, — сказал он, обращаясь к князю, и его голос был тверд, лишен прежних истеричных ноток. — Я прошу слова. Снова.
Святозар тяжело вздохнул, Ратибор нахмурился еще сильнее. Они, очевидно, ждали продолжения утреннего спора, но Ярослав их удивил.
Он начал с того, чего от него не ждал никто, — с согласия.
— Отец, воевода, вы правы, — сказал он, и старые капитаны, стоявшие вдоль стен, удивленно переглянулись. — Бросать все силы в неподготовленную атаку на врага, который ждет нас — это самоубийство. Вы мудрые и опытные воины, и я признаю вашу правоту.
Это был гениальный ход. Он не стал спорить, а обезоружил их, признав их опыт и мудрость. Напряженные плечи Ратибора слегка расслабились. Ярослав завладел их вниманием.
— Но вы правы и в другом, — продолжил он, и его голос набрал силу. — Мы не можем и бездействовать. Пока мы здесь совещаемся, враг укрепляется на нашей земле. Пока мы боимся ловушки, наших людей держат в рабстве. Бездействие — это тоже ловушка. Ловушка позора и медленного поражения.
Он выдержал паузу, обводя взглядом всех присутствующих.
— Поэтому я прошу не карательный поход. Я прошу разрешения на разведку боем.
Слово было произнесено. Оно было другим странным, незнакомым. Это название несло в себе другой смысл, другую тактику, другой уровень риска.
— Дайте мне двести воинов, — продолжил Ярослав, и теперь в его голосе звенел металл. — Не для штурма. Не для освобождения села. Целью будет — нанести стремительный, дерзкий удар. Прощупать их силы, сжечь их припасы, посеять панику и не дать им спокойно укрепляться на нашей земле. А затем — немедленно отступить, имея на руках бесценные сведения об их численности. Это будет дерзкая вылазка. Покажем им язык силы, который Морозовы понимают лучше всего.
Этот ход полностью изменил динамику совета. В глазах Ратибора, старого вояки, вспыхнул огонек. Он понимал и уважал язык дерзких рейдов. Это была тактика, которую он и сам применял в молодости. Степан Игнатьевич, стоявший рядом с князем, едва заметно кивнул. Он оценил всю тонкость и хитрость этого хода — просьба о малом, чтобы получить большее.
Старые капитаны, хоть и продолжали хмуриться, молчали. Они могли возразить против самоубийственного штурма, но возражать против разведки, против того, чтобы «показать врагу зубы», было бы проявлением трусости. Ярослав, используя слова Алексея, загнал их в угол. План, рожденный на кухне, оказался безупречным политическим оружием.
Предложение Ярослава повисло в тишине зала. Это был блестящий ход, сместивший акценты и изменивший саму суть операции. Теперь все взгляды были устремлены на одного человека — на князя Святозара. Решение было за ним.
Настоящая буря бушевала в душе этого могучего, сурового человека. Он сидел, сцепив пальцы в замок на столешнице, и его лицо было непроницаемым, но все чувствовали его внутреннюю борьбу. С одной стороны, на него давил отцовский страх. Отправить своего единственного, едва не погибшего сына в пасть к Морозовым, которые жаждут его крови — эта мысль была для него невыносима.
С другой стороны была железная, безупречная логика, которую он, как правитель, не мог игнорировать. Бездействие — это позор. Разведка боем — это рассчитанный, управляемый риск, который мог принести бесценную информацию и поднять боевой дух. На него давили взгляды его лучших людей: выжидающее спокойствие Степана Игнатьевича, нетерпеливое одобрение воеводы Ратибора, и, самое главное, взгляд его собственного сына.
В этом взгляде Святозар, кажется, видел нечто новое. Он видел не юношеский, безрассудный порыв, а решимость командира, который предлагает не авантюру, а продуманный тактический ход. Он видел, что его «щенок», как презрительно называл его Глеб Морозов, на его глазах превращается в молодого волка.
Князь медленно обвел взглядом всех присутствующих, а затем снова вернулся к сыну. Он принял решение.
— Хорошо, — произнес он, и его голос, низкий и рокочущий, прозвучал в тишине зала, как приговор. — Я дозволяю выполнить разведку боем.
Он поднял руку, пресекая зарождающийся ропот старых капитанов.
— Но на моих условиях, — отчеканил он, глядя прямо на Ярослава. — Двести воинов. Не больше. Тех, которых выберет воевода. Ты, Ярослав, отвечаешь за каждого из них.
Он подался вперед, и его взгляд стал тяжелым.
— Это не поход за славой. Запомни это. Твоя задача — нанести удар, собрать сведения и немедленно вернуться. Если встретишь превосходящие силы — немедленно отступать. Не ввязываться в затяжной бой. Ты меня понял?
— Да, отец, — твердо ответил Ярослав, и в
