удержится от какой-нибудь ремарки. Еще совсем недавно он с детским упрямством принялся бы утверждать, что спутница не права. Может, она и правда ошибалась на его счет. Может, Аэль способен учиться и, наконец, повзрослеть.
– Собирайся, – продолжила Охотница, – мы выезжаем.
Сильфиды вышли попрощаться с путешественниками. Десятки доброжелательных и благодарных лиц, безмятежных улыбок и сияющих загадками взглядов. Дивное зрелище дополняло сочетание зеленых кудрей, рыжих кос, переливающихся локонов и самых разных оттенков кожи.
Ундина и Гаэнор приблизились к всадникам. Они уже не держались за руки, но все равно казались единым целым.
Они были душой Элиандара.
Ундина наградила путников удивительной улыбкой – невинность сочеталась в ней с бесконечной мудростью. Когда она заговорила, в ее речах слышались давным-давно стихшие голоса предков.
– Смертные, мы не забудем вашу помощь. Элиандар всегда будет помнить имена своих спасителей. Алиенора Дерин. Аэль Тиеран. Листья еще долго будут нашептывать легенды о своих героях.
«Вы образуете странное и загадочное целое, маленькие смертные. Но ваш союз неповторим, и каждый из вас развивается в нем по-своему. А теперь ступайте, ваше путешествие еще не окончено. Быть может, мы очень скоро встретимся снова».
Она снова улыбнулась им. Алиенора поняла, что если дух воды намекнула на возможность новой встречи, то знала, о чем говорила.
Ундина положила одну руку на морду Изиды, а другую – на Мистраля. Ее синие губы изрекли какие-то неведомые слова, в которых ощущалась магия, древняя как мир. Алиенора услышала в них благословение и обещание.
Гаэнор тоже приблизился и осторожно положил свои темно-зеленые руки на руки Ундины. Его строгий золотой взгляд остановился на Аэле.
Юноша вздрогнул.
В глазах сильфа Хранитель различил собственное прошлое: ложь, которую он повторял себе перед сном, ложь, которую он говорил Лазериану, чтобы защитить себя. Юноше казалось, что ветер разносит в кронах деревьев слова лесного духа. И в этих словах была одна правда.
Аэль видел огонь в глазах Гаэнора, и ему было страшно. Даже с опущенными веками молодой человек видел золотисто-каштановые волосы Раины, которые порыв летнего ветра развеял пеплом.
Голоса двух правителей Элиандара раздались в мыслях путников.
– Ступайте, вы свободны. До встречи, маленькие смертные…
Когда Аэль открыл глаза, сильфы уже исчезли. Они с Алиенорой были одни среди зелени и цветов Идрисса. Фиолетовые цветки жадно тянули к ним лепестки.
Алиенора расправила спутавшуюся гриву Мистраля.
– Поехали, – сказала она.
Они галопом поскакали сквозь деревья, которые теперь безобидно расступались перед ними, а покачивавшиеся на ветру ветви махали им на прощанье.
* * *
Ночь опустилась на Венальмор. Когда путешественники наконец выбрались за пределы Элиандара, темнота застала их врасплох – им казалось, что в лесу было намного светлее, как будто деревья сами излучали свет.
Лошади шли рысью под серебристым полумесяцем, который едва освещал дорогу, уводя их на юг. С тех пор как Алиенора и Аэль покинули владения сильфид, ни один из них не вымолвил ни слова. При этом воцарившаяся тишина не тяготила их – то была мягкая и безмятежная тишина ночи.
Свежий ветерок шептал им о чем-то, доносил запахи моря, дерева и скошенной травы и перебирал гривы лошадей.
Веки Аэля тяжелели, и голова его тяжело клонилась. Юноша испугался и резко откинулся назад, как будто отшатнулся от бездонной пропасти.
И вдруг какой-то метательный снаряд с глухим стуком ударил его в висок. Молодой Хранитель потер ушиб и нахмурился. Взрыв смеха в тишине не оставил у него ни малейших сомнений насчет личности метателя.
Парень повернулся к Алиеноре.
– Я не дам тебе заснуть, Аэль, – сказала она, ее глаза искрились весельем, несмотря на серьезный тон. – Дорога вроде бы пустынна, но, если на нас нападут, ты будешь прикрывать меня.
– Неужели великой и ужасной страннице наконец-то понадобилась помощь простого зазнайки из светского общества?
Девушка ответила ему беспокойной и смущенной улыбкой. Аэлю было так непривычно видеть эти эмоции на лице спутницы, что он даже задумался, уж не сыграло ли с ним воображение злую шутку.
Алиенора отвернулась.
Ни за что на свете она не призналась бы в этом, но Охотница чувствовала себя немного виноватой за то, что раньше так легко судила об Аэле. Она не отказывалась от всего, что говорила, но начинала признавать, что, возможно, с самого начала видела лишь одну сторону характера своего спутника. Разве способность смеяться над собой не говорит о скрытом смирении? Может, этот сын аристократа все-таки не так прост, каким он казался Алиеноре? Конечно, это так. Но понимал ли это сам Аэль? В этом девушка сомневалась.
От Элиандара до северных ворот Саль’Люина их отделял час дороги.
Скоро они будут на месте.
* * *
Звезды гасли одна за другой, а иссиня-черное полотно неба постепенно прояснялось. Путешественники остановили лошадей на пологом склоне и решили насладиться первыми утренними лучами. Солнце медленно вышло из-за горизонта и осветило лежавшую у их ног долину, открыв взору путников крепостные стены великого южного города.
Саль’Люин.
Город-порт соединял континент со скалистым островом Лайюна. Городские стены были недостаточно высоки, чтобы помешать путешественникам разглядеть рассыпанные в его черте дома. Лазурное небо уже окрасилось радужными оттенками, и рассветные лучи градом стрел обрушивались на шиферные крыши, заставляя их сиять, как черные бриллианты.
Светило поднялось недостаточно высоко, чтобы озарить весь город, и часть его оставалась укрытой во тьме. Сон еще не выпустил этот уголок из своих объятий, а ночь не торопилась уходить, хотя уже готовилась отступить, не в силах противиться ласке дня.
Свет и тень сошлись в этом городе, проникнутом удивительной гармонией красок. Путешественники не спешили двигаться дальше и молча смотрели на захватывающий пейзаж.
Алиенора не могла налюбоваться этим зрелищем, а глаза Аэля расширились от удивления. Из всех запоминающихся видов, которые открывались ему во время путешествия, этот был самым величественным.
Он даже почти забыл о своих тревогах.
Почти.

Глава 29
Швартовы отданы уже,
Любовь моя, беги к волне,
Лишь парусом взмахни во мгле,
Душа моя, лети к мечте.
Стихотворение капитана О’Мары, написанное при свече
Сон.
Это сладкое слово плясало в затуманенном разуме юноши, манило, словно искушение, перед которым не устоять никому, словно обещание безмятежного покоя. Хранитель смежил веки и сам не заметил, как погрузился в забвение.
Сон.
Стоило векам сомкнуться, как сияющая рука схватила парня и утянула в глубины кошмаров.
Солнце разорвало тьму. Золотистые летние лучи беспощадно заливали лесную опушку.
Аэль и сам не понимал, почему
