размазать их тонким слоем поверх припортовых складов. Потому что… слишком тяжко достается им все, слишком дорогой ценой они платят за свой отчаянный, почти невозможный для презираемых изгоев империи успех. И лучше сдохнуть, чем просто так, без сопротивления, все отдать!
Моисей Юдович пойдет. И старый Яков со своими людьми пойдет. И он, хоть и только секретарь, пойдет тоже: слишком многим он обязан этим двоим.
Они подождали еще мгновение. И уже понимая, что все бесполезно, – еще пару. Казалось, сердце колотится в горле, а язык стал сухой и колючий.
Старый Яков шумно выдохнул и буднично сказал:
– Ну что, Б-гом позабытые… идем? – и перехватил паробеллум поудобнее. – Кто не трус – давай с нами!
Подождал, пока остальные двое поравняются, и они пошли. Плечом к плечу, шаг в шаг. Из темноты вынырнул еще человек и присоединился к ним. И еще один. И… всё.
«Трусы», – зло и беспомощно подумал секретарь и следом за Яковом сорвался на бег.
Старик ринулся к драккару и… жутко заорал, прыгая на одной ноге и хватаясь здоровой рукой за ушибленную вторую:
– Да в Б-га ихнего, Предков, Живу-душу-мать…
– Не матерись, Яшка! – прикрикнул Карпас, неверяще глядя на перегородившую им дорогу груду железа. Гору. Террикон. Пирамиду!
Железные чушки со знакомым клеймом «Ю.Р.Д.М.О.» громоздились на булыжной мостовой, почти упираясь в стену склада. И на причале, заставляя истошно скрипеть просевшие доски и ходить ходуном старые деревянные сваи.
Фигуры в рогатых шлемах, в поблескивающих вотановых доспехах, с неспешностью грузчиков спускались по скинутому на другую сторону драккара грузовому трапу, деловито волоча очередную железную чушку.
Шаг… другой… третий… Слабый свет фонаря дотянулся до них, выхватывая из мрака вытекшие глаза и рассеченное до черепной кости лицо под налобником шлема.
– Мертвяки! – пронзительно заголосил привязанный к рельсу налетчик. – Матерь Божья, Жива-Матинка, заступи-оборони! Мертвяки!
Мертвые варяги замерли на миг и, казалось, даже смутились. Один так и вовсе прикрыл срезанный нос потерявшей половину плоти ладонью – как застуканная за туалетом престарелая кокетка прячет морщины. Выпавшая из рук железная болванка с грохотом рухнула на трап и, рокоча, покатилась вниз. Банг! Врезалась в другие болванки, заставив закачаться всю груду.
Драккар охватила стремительная суета.
Мертвецы рванули вверх по трапу на борт.
Паровая машина запыхтела, будто до этого пряталась, затаив дыхание, а сейчас с шумом выдохнула весь пар разом и судорожно зачастила – пых-пых-пыыыых!
Болванка скатилась по трапу и шумно рухнула в воду у самого причала.
Еще несколько попросту перебросили через борт, не заботясь, куда они угодят.
Трап дернулся, подскочил, упал снова, выбив яму в мостовой у причала, и рывками пошел вверх.
Драккар вспыхнул огнями вдоль бортов и по трубе. Голова носового дракона гордо поднялась, глазницы его заполыхали. Драккар отвалил от берега.
– Э-э-э… – замычал Яков, ошалело глядя ему вслед.
Рассекая заостренным носом темную воду, драккар выруливал на середину реки. Облачка пара с пыхтением вырывались из трубы.
– Что у него с машиной? – Внутри у секретаря одновременно все дрожало от ужаса – мертвецы! снова! – ноги подкашивались от облегчения, что не пришлось лезть на мертвый драккар, а глаза сами собой вылезали на лоб от изумления.
Машина драккара частила, как сорванное сердце. Пар пер уже не только из трубы, а, казалось, из всех щелей, окутывая драккар плотным белым облаком. Завернутый в эту светлую пелену, корабль выгреб на середину реки, встав носом против течения. Его сверкающий бортовыми огнями силуэт нарядной игрушкой замер на темном горизонте, а потом свист заклиненной и не способной сбросить пар машины услышали даже на берегу.
К небу взметнулся столб пламени.
Драккар взорвался.
На черной воде, на фоне такого же черного неба полыхал желто-оранжевый костер. Стрелял языками огня, словно норовя дотянуться до звезд, и стремительно взмывали над ним огненные силуэты, растворяясь с дымом.
На берегу стояли, смотрели, молчали. И только когда пылающий драккар разломился надвое и принялся тонуть, Карпас шумно вздохнул, на миг устало прикрыл глаза, повернулся к секретарю и скомандовал:
– На железную дорогу беги, к ребе Шмуэлю! Скажи, нам его йоськи во как нужны! И этого вот… – он брезгливо покосился на Гунькина, – пристройте куда-нибудь, чтоб не удрал. Нам еще за него путиловцам претензию выдвигать.
– Претензию? Вы смеете выдвигать мне претензии? Когда у вас тут… такое творится?! – завопил Гунькин. – Вы даже не позаботились обеспечить мою безопасность!
– Пойдемте! Я вам обеспечу… как секретарь секретарю. – Секретарь толкнул петербуржца к людям Якова, и те быстро уволокли возмущенного Гунькина в темноту.
А секретарь торопливой побежкой помчался в сторону недостроенного вокзала.
Шаги за спиной заставили его шарахнуться во мрак.
Мимо быстро прошли трое – один, самый кряжистый, нес на руках какого-то мальчишку. Нес бережно, плечом придерживая тому голову в широченном картузе. Шагали они уверенно, затаившийся в темноте секретарь такую уверенность чувствовал хорошо – эта компания вовсе не боялась неспокойных ночных улиц. Он порадовался, что так вовремя свернул – Г-дь знает, что им, таким уверенным, в головы взбредет, а у него дело. Секретарь уже было вздохнул облегченно, когда тихий голос одного из них заставил его вздрогнуть.
– А все же жаль мне драккара. Да и секрет вотановых доспехов разгадать – вот это была б задачка!
– Я обещал, – так же тихо откликнулся кряжистый, и все свернули в проулок.
Намерения секретаря мгновенно изменились. Он торопливо стянул ботинки и бесшумно, на носках, последовал за ними в темноту проулка. Шаг, еще, крадучись, тихо, напряженно прислушиваясь…
Он пробежал проулок насквозь, выскочил с другой стороны, метнулся туда, сюда… Странная компания исчезла, будто их никогда и не было. Только издалека, кажется, с соседней улицы, донесся удаляющийся цокот копыт. Очень звонкий. Быстро стих, и снова наступила тишина.
Секретарь досадливо покрутил головой и зашагал к вокзалу. Его не оставляло ощущение, что хотя бы одного из этой троицы он раньше видел. А может, и двоих.
Глава 34
Скандал перед складом
– Шмуэль Бенционович, ну как же! – Мужчина в мундире инженера-путейца огорченно глядел на работу пятерки големов.
Глиняным великанам было тесновато на слишком маленьком для них пятачке, но они все же разместились там, удивительно ловко притираясь друг к другу глиняными плечами. Даже наклонялись «волной» – сперва один, потом второй, за ним третий, четвертый – и так же «волной» распрямлялись, поднимая железные чушки и аккуратно опуская их внутрь склада через полуразобранную крышу. Изутри вырывались струйки пара – там суетилась парочка мелких пароботов, восседающие у тех на плечах кладовщики орудовали рычагами, перемещая болванки в штабеля и фиксируя крепления.
Пятый голем бродил под мостками – время от времени над ними появлялось мокрое глиняное лицо с пещерой открытого рта и ямами глаз, – и глиняные ручищи водружали на причал выловленную со дна болванку. Обсевшие крыши соседних складов мальчишки восторженно свистели, а толпившиеся у причала бабы охали, когда голем с бульканьем уходил обратно под воду.
Казалось, у складов, побросав дела, собрался весь губернский город. Ткачихи с фабрики, легко узнаваемые по покрывающей их лица и одежду мелкой пыли, рабочие с заводов, шедшие со смены, да так и застрявшие, глазея. В толпе можно было увидать гимназическую форму, чиновничьи фуражки, цивильные котелки и цилиндры и шляпки дам. В первом ряду, восторженно приоткрыв рот, застыл цирюльник в фартуке и с опасной бритвой в руках – на лезвии присохла мыльная пена. Надо полагать, из-за бритвы этой он в первый ряд и смог пробиться. Толпа шумела, гудела, оживленно перекрикивалась, не отрывая жадных взглядов от постепенно уменьшающейся груды железных болванок. Позади толпы даже пара карет стояла – кучеры сновали в толпе, собирая слухи, а шторки карет шевелились: знатные седоки тоже любопытствовали. Разбитная тетеха уже бойко приторговывала сбитнем и пирожками.
– По городу ходят дикие слухи, –
