потеряли бы головы от восхищения. – Я присоединился несколько позже.
– Снова утренняя примерка? – хмыкнул отец – и видно было, что он ни единому слову не верит.
– Боролся с душевным волнением как мог. Ты же знаешь, для меня хороший сюртук – лучшее лекарство, – ровно ответил Митя. И вот ни словом же не соврал, что ж такое недоверие, даже обидно слегка.
– Неужто насчет сорочек альвийского шелка тоже договорились? – сейчас отец явно и недвусмысленно провоцировал. Какое коварство бить по больному!
– Увы, не в моих силах! – развел руками Йоэль. – Да и откуда бы нам, простым провинциальным портным, иметь аж альвийский шелк, ежели все поставки идут исключительно через посольство Альвиона в Петербурге, по собственному разумению лорда-посла.
– Вот именно… – кивнул отец. – А значит, его контрабанда, случись она, не наносит ущерба империи и меня никак не касается. Как и все иное, не нарушающее закона и справедливости. – Он оценивающим взглядом окинул все уменьшающуюся кучу железа и снова испытывающе оглядел всех троих юношей.
На миг Митя задумался. В справедливости того, что он сперва забрал железо, а потом отдал его законным хозяевам, он нисколько не сомневался. Но что касается законности… Она могла стать предметом обсуждений. А у него не было ни малейшего желания обсуждать уже завершенное дело. В будущее надо глядеть, в будущее…
– У меня есть долг и обязанности, но… мне бы хотелось, чтоб ты понял: тебя я готов защищать всегда, – тихо закончил отец.
Митя посмотрел на него испуганно: как можно эдак откровенно при посторонних? Ингвар и Йоэль тоже явственно смутились и тут же деликатно ретировались в сторонку. Отец молча ждал, просто глядя сыну в лицо, настолько душевно уязвимый в своей внезапной открытости, что оттолкнуть его было бы поистине преступлением. На миг Митя даже почувствовал отчаянное желание кинуться к нему, вцепиться, как в детстве, и вывалить все: и жестокость ожидающей его судьбы, и тяжесть предстоящего решения… Ведь это же папа: умный-сильный-взрослый-лучше знающий… Он обязательно все решит и защитит!
Миг прошел быстро. Митя с силой потер обеими руками лицо, не заботясь о приличии этого жеста.
– Я – ценю. И благодарен. Мы пойдем, пожалуй, хорошо? А то катались долго, к реке ездили, у костра сидели… Признаю, засиделись, уж прости великодушно, но ведь ничего дурного не случилось, верно?
– И правда. Ничего, – эхом откликнулся отец.
– Увидимся дома. – Не поднимая глаз, Митя попятился, ухватил Ингвара за рукав, приглашающе кивнул Йоэлю и почти бегом кинулся прочь.
– А может, все же стоит ему рассказать? – жалостливо спросил Ингвар. – Он бы вам помог…
Маме отец помочь не смог: и не потому, что был слаб, а просто потому, что это было не в его… и ни в чьих силах. Мама умерла из-за него, Мити. Из-за того, что Моране-Темной потребовался Истинный Князь… и все остальное тоже только Митина забота. Не стоит впутывать еще и отца.
– Рассказать начальнику Департамента полиции, как мы под прицелом пушек варяжского пародраккара отобрали у местных промышленников ценных бумаг на двадцать четыре тысячи рублей, – меланхолично откликнулся Йоэль.
– Но ведь все же было не так! – возмутился Ингвар.
– А выглядело именно так, – безжалостно припечатал Йоэль. – Попрошу также не забывать, что у каждого из нашей маленькой компании имеются свои тайны, которые мы совершенно не желаем раскрывать… особенно полиции.
– Ох да! Тайны! – Упоминание тайн наполнило Ингвара восторженным энтузиазмом, глаза его счастливо заблестели, а на губах вспыхнула упоенная улыбка. – Я столько… столько всего узнал! Весь мой мир перевернулся! Вы… и мертвецы…
– Гхм-гхм! – многозначительно откашлялся Митя, лопатками чувствуя интерес идущего за ним Йоэля. Альв знает многое, но если Ингвар, со свойственной ему непосредственностью, сейчас выпалит, что Митя вот-вот может стать Истинным Князем мертвецов… то неизвестно, что предпримет альв.
Предостерегающего хмыканья Ингвар не услышал, но, на Митино счастье, эмоции переполняли германца.
– И ведьма, надо же, они действительно существуют! Oh mein Gott! Я был уверен, что это выдумки… А это на самом деле! – Ингвар восторженно зажмурился. – Она может прятать от взгляда целые драккары!
– Виталийцы тоже могут! – Бурный восторг германца слегка пугал.
– Я был уверен, что это делает какая-то машина! Но ведьмы… ведьмы! – Ингвар то ли гневно, то ли восторженно потряс руками в воздухе. – А потом еще и альв! Скажите, а вы тоже, как другие альвы, бессмертный?
Йоэль поморщился:
– Мне восемнадцать лет. У меня пока еще не было возможности проверить. И я не альв! Я еврей.
– Да ладно… – фыркнул Ингвар. – Вы не подумайте, я ничего не имею против… Но у вас же альвийская магия! Как вы этими лозами управляетесь: фить-фить-фить! – Ингвар замахал руками, видимо, изображая, как ивовые лозы захлестывались вокруг саквояжа с ценными бумагами или стальной болванки. – Да у вас даже имя альвийское!
– Ничего подобного, – с достоинством сообщил Йоэль, останавливаясь возле поджидающих их в соседней улочке автоматонов. – Имя у меня самое что ни на есть еврейское. Означает «Всевышний Бог».
И вот тут Митя захохотал. До спазмов. До слез на глазах. Он смеялся, отпуская… все: страх, неуверенность, азарт, долгое напряжение этой ночи, изматывающую тоску, что отец больше не верит ни ему, ни в него… и даже обиду на тетушку! Кто она, в конце концов, такая, чтоб на нее обижаться? Глупая провинциалка – не более. Пожалеть – можно, но злиться… mauvais ton! Недоросла она еще до Митиной злости.
– То есть ваша матушка дала вам самое альвийское из всех еврейских имен? – выдавил он, все еще содрогаясь от смеха.
– Я, пожалуй, пойду. – Йоэль оскорбленно выпрямился и сделал шаг в сторону,
– Погодите… мне надо еще кое-что у вас спросить. – Митя щелчком сбросил рунный ключ, позволяющий автоматону безошибочно опознавать владельца или его доверенных лиц.
Любой чужак рисковал получить от пароконя железным копытом в лоб. А то появились уже умельцы, уводящие автоматоны, как цыгане – лошадей. Надо будет попросить Ингвара заменить ключ на Зиночкином парокоте, прежде чем возвращать его Шабельским. Митя усмехнулся про себя: как легко подумалось – попросить Ингвара… Все же прав отец, не только светские знакомые могут быть полезны.
– Если угодно, можем подвезти вас до модного дома, – усаживаясь в седло, бросил он Йоэлю.
– Не боитесь, что вас увидят в одном седле с… портным?
Кажется, Йоэль хотел повторить эпитеты, использованные полицмейстером, но в последний момент передумал. И слава Предкам, потому что иначе Мите пришлось бы всерьез оскорбиться. Конечно, в свете, и в особенности при дворе Александра III Даждьбожича, было принято демонстрировать пренебрежение к иноверцам и инородцам. Правда, выходило это как-то… изящней, чем у полицмейстера. И не касалось альвов, хотя более инородных существ трудно было вообразить, не говоря уж о вере… Но альвы вызывали восторг именно тем, что так отчаянно раздражало в неправильных подданных империи – своей чуждостью, инаковостью… Получается, в петербургском свете чужаками восторгались за то же самое… за что унижали своих?
Мысль была странная и неприятная, и Митя поспешил ее отогнать. Вопрос о том, ехать ли в одном седле с портным, тоже требовал обдумывания… Тут Митя обнаружил, что не просто уже уселся в седло пароконя, но и протянул Йоэлю руку, помогая забраться на заднее сиденье, а значит – думать поздно. Остается хранить невозмутимость и утешаться тем, что альвийский портной – личность сугубо нужная. Даже больше, чем Ингвар!
– Так что вы хотели знать? Если насчет альвийского шелка, так нечего тут обсуждать, я уже вам ответил, – устраиваясь на заднем сиденье, пробурчал Йоэль.
– Ваш ответ мне не нравится, так что обсуждать есть что! – отрезал Митя, нажимая рычаги. Вороненый пустил струйку пара и поцокал вдоль по улице. – Но сейчас у меня иной вопрос. Вы, случаем, не знаете, кто или что такое… – Он нахмурился, припоминая точнее, как же Алешка
