разгрузил железо и уплыл? – взвизгнул Алешка.
– Право же, я ничего не хочу сказать вам, юноша, – любезно улыбнулся Алешке Карпас. – Но это, несомненно, наше пропавшее железо. – Он указал на клеймо на боку ближайшей болванки. – И мы безмерно рады его столь своевременному… – он многозначительно покосился на Лаппо-Данилевского, – возвращению! – И видно, опасаясь, что тот не поймет намека, мечтательно вздохнул. – Сразу же, как запустят дорогу, отправим его в Петербург.
Из груди Лаппо-Данилевского вырвался тихий рык, он метнул на Карпаса ненавидящий взгляд и тут же требовательно повернулся к полицмейстеру.
– Так-так-так! – подозрительно прищурился тот. – Это что ж выходит… Сперва виталийцы набегом приходят, да еще и с неположенной стороны…
– А есть положенная? – тихонько удивился Йоэль. – Парадный вход для набегов?
– И визитных карточек. А черный – для молочника и угольщика, – усмехнулся Митя.
– Тянет вас на дурную компанию, господин Меркулов-младший. То заговорщики, а то и вовсе – предатели. – Полицмейстер одарил Йоэля многообещающим взглядом. – Потому как ничем, кроме предательского сговора с виталийцами, я это вот объяснить не могу! – Он пафосным взмахом руки указал на железо. – С чего бы иначе находникам вам добычу возвращать, коли вы, нехристи, с ними не в сговоре?
По толпе прошло волнение. Здоровяк в рабочей блузе, заляпанной мазутом, набычился и, неприязненно глядя на Карпаса, прогудел:
– Ты гля, какие! Варягов на город навели? – и стиснул кулаки.
– Мужика мого с чугунки уволили! Все из-за истуканов их глиняных! – провизжал из задних рядов бабий голос.
– Мироеды! Лавке нашей, табачной, от них одни убытки! – подхватил тощий приказчик в обсыпанном махоркой сюртуке.
– Шо, всё скурили? – удивился веселый голос.
– Свою напротив открыли, – насупился приказчик.
Секретарь Карпаса вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. На миг наступила тишина. Полицмейстер налился гневной краской и уже открыл рот для ора…
Двери склада резко распахнулись, и оттуда, явно получив пинка под зад, вылетел Гунькин. Огляделся, щурясь на осеннее солнце, и увидел полицмейстера.
И ринулся к нему с распростертыми объятиями, пронзительно вопя:
– Ваше благородие, какое счастье, что вы здесь! Объясните же им, что это не я налетчикам про склад рассказал! А то они не верят, в Петербург писать грозятся, прямиком в Правление! А я тут вовсе ни при чем, я же только вам! Больше никому, только вам! – И он с разбегу пал полицмейстеру на грудь. Увидел Лаппо-Данилевского и еще радостнее заорал: – И вам!
Иван Яковлевич торопливо отвернулся, делая вид, что не слышит.
– Отпустите меня, сударь! – Полицмейстер отпихнул Гунькина. – Я вас знать не знаю!
– Что значит… не знаете? – Гунькин замер, растопырив разведенные для объятий руки, и гневно воззрился на полицмейстера. – Я ж к вам вчера приходил? Приходил! Про ценные бумаги, которые у господина Карпаса ночью будут, говорил? Говорил! Просил, чтобы вы людей своих прислали? Просил! А больше я никому, ни полслова, только вам! Да скажите же им об этом! А то ведь меня и впрямь по их письму уволят! А я ни в чем не виноват! Только как лучше хотел!
– И что же, господин Карпас? Пришли к вам люди от Ждана Геннадьевича? – сквозь вдруг наступившую тишину вкрадчиво поинтересовались за спиной.
Красный, как перезрелый помидор, полицмейстер обернулся.
Позади, легко покачивая тростью, стоял самый ненавистный для него человек в городе. Наглый выскочка, плебей, пролезший в дворянство, ничтожный парвеню, возомнивший себя начальством! А позади него возвышалась объемистая фигура губернатора, и взгляд у того был весьма недобрым.
– Мое почтение, ваше превосходительство господин губернатор, ваше высокоблагородие господин начальник департамента! – Карпас солидно поклонился. – Посетили нас некие люди, да… Попытались у меня саквояж с ценными бумагами отобрать. Оружием угрожали. Двоих из них мои работники задержали, как я и имел честь сообщить в отправленной вам записке. Готовы передать их в ваши руки в надежде на правосудие. – Он кивнул, дверь склада снова распахнулась.
За веревку, как водят купленную на рынке козу, охранник склада вывел двоих – тощего высокого мужика в драных портках и длинном, не по размеру, пиджаке, и его мелкого приятеля. Связанные общей веревкой, они шли мелкими, семенящими шажками, мелкий плаксиво куксился, а тощий кидал по сторонам мрачные ненавидящие взгляды.
– Городовой! – не повышая голоса, окликнул Меркулов.
– Тута я, ваше высокоблагородие! – откликнулся торопливый голос с неприятным причмокиванием. – А ну, рррразойдись! – Из всколыхнувшейся толпы, едва не спотыкаясь от усердия, вывалился городовой и вытянулся во фрунт перед Меркуловым.
Тот окинул неодобрительным взглядом его несколько неуклюжую фигуру в плохо подогнанном мундире и махнул в сторону налетчиков:
– Обоих в участок! Там разберемся!
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – раздувая грудь, рявкнул городовой и, перехватив веревку из рук складского охранника, потянул налетчиков за собой. – Шевелись, канальи!
В толпе засвистели, в налетчиков полетели комья земли и огрызки. Мелкий захныкал, а тощий обернулся и прошелся запоминающим взглядом:
– Ничё, жидовня, еще встретимся! Я вас всех хорошо-о запомнил!
– Городовой! – удивленно вздернул брови Меркулов, и тот, словно спохватившись, замахнулся на тощего кулаком:
– Поговори у меня!
– Учить их еще и учить, – устало вздохнул Меркулов, поворачиваясь к губернатору. – Ваше превосходительство, я со всем вниманием и почтением отношусь к вашим рекомендациям, но согласитесь – не могу же я оставить в полицмейстерах человека под эдакими подозрениями?
– Да как вы смеете! – задохнулся полицмейстер. – Этот господин лжет, я его не знаю!
– То есть как это – не знаете! – заверещал Гунькин. – Я ж вас в ресторацию пригласил, стерляжьей ухой угощал, лафитничек[31] поднес, все честь по чести! Нас и прислуга тамошняя видела!
– Я уверен, все это огромное недоразумение. – Губернатор продолжал буравить полицмейстера недобрым взглядом.
– Вполне возможно. Меня несколько беспокоит изобилие недоразумений вокруг Ждана Геннадьевича: то он к отражению набега опоздает, то к возвращению железа появится, наоборот… чересчур вовремя. Так что свое решение я оставляю в силе: от должности Ждан Генадьевич отрешен до полного прояснения всех и всяческих недоразумений.
– Ваше превосходительство! – Полицмейстер, красный, растерянный, повернулся с губернатору и уставился на него взглядом одновременно требовательным и молящим. – Да как так-то? Вы ж обещались… – Губернатор нахмурился, так что аж ласточкины хвосты его бороды встопорщились, и полицмейстер зачастил: – Я? С виталийцами? Да еще и с налетчиками? В сговоре? Да я вас… на дуэль! – заорал он, оборачиваясь к Меркулову и дергая пальцами у пояса, будто норовя схватить эфес отсутствующей сабли.
– Вы, голубчик, не заговаривайтесь! – еще больше нахмурился губернатор. – Если каждый отставленный от должности чиновник будет своего начальника на дуэль вызвать – это ж полный разброд и шатание по всей империи начнется.
– Простите Ждану Геннадьевичу его волнение, ваше превосходительство, – рядом с полицмейстером вдруг встал Лаппо-Данилевский. – Тяжело честному служаке слушать, как его офицерскую честь втаптывают в грязь, а его слово дворянина ничего не стоит перед обвинением каких-то… – он презрительно скривился, – иноверцев.
– Да я православный! – разгневанно заорал Гунькин.
– А мы и вовсе о господине полицмейстере и слова не сказали, – покачал головой Карпас.
– Вот-вот, – пробормотал каббалист. – Паны дерутся, а у бедных иудеев…
– Чубы трещат? – удивился Пахомов.
– Пейсы летят! Во все стороны!
– Ждан Геннадьевич, как честный служака, должен быть сам заинтересован в проведении тщательного расследования. Ради подтверждения его безупречной репутации и верности присяге. – Меркулов улыбнулся полицмейстеру с поистине акульей приветливостью. – Допросим налетчиков, опросим свидетелей, сличим показания, все чеки, векселя, бумаги тщательно проверим, – с явным удовольствием перечислял он.
Только своим удовольствием – потому как полицмейстер заметно побелел, да и Лаппо-Данилевскому было явственно не по себе.
– Будет ли это расследование беспристрастным? – вдруг высунулся вперед Алешка. – Ведь это вашего сына Ждан Геннадьевич изобличил в связи с противуправительственными элементами… и всяческими инородцами. – И Алешка, ничуть не стесняясь, кивнул на Йоэля и Ингвара рядом с Митей.
– Слышь, чё говорят! Наш самоглавный полицмейстер жидам продался! –
