усах.
— А разве это важно? Ты ведь и так чувствуешь, что здесь — настоящее. Даже если это во сне.
Он посмотрел на меня пристально.
— Ты всё делаешь правильно. Не идеально, конечно, но никто и не ждал. Главное — ты ещё человек. У тебя есть шанс таким остаться.
Я нахмурился.
— А что, другие…?
Он кивнул.
— Большинство ломаются. Быстро. Им достаточно пары боёв, нескольких смертей в отряде, и всё — больше не люди. Только оболочка.
Ты — держишься. Не из жалости. Не из сентиментальности. Просто потому, что внутри у тебя что-то ещё есть. Понимаешь?
— Не уверен, — признался я.
Он улыбнулся.
— Значит, уже на верном пути. Те, кто уверен в себе на сто процентов — первые, кто падает.
Пауза. Лёгкая, почти неощутимая.
— У тебя будет выбор. Не сегодня. Не завтра. Но когда всё станет по-настоящему тяжело — вспомни этот разговор, — он наклонился ближе. — Остаться собой — не значит быть добреньким. Это значит не позволить боли переписать твою душу.
Слова эхом отдались где-то в груди.
А потом мужчина поднялся.
Раздался стук каблуков по скрипучему полу.
Он кивнул напоследок.
— Да разгорится, вновь, Северная звезда.
И я проснулся.
Тело ломило, как после драки с поездом. Камень под спиной был твёрд и холоден. Небо чуть посветлело.
А внутри… внутри было спокойно.
Я не знал, был ли это сон, иллюзия, шутка Абсолюта.
Но голос случайного знакомого звучал слишком по-настоящему.
Я сел. Провёл рукой по лицу.
— Остаться собой, значит… не дать боли переписать душу… — повторил я вслух.
Хорошая мысль. Стоящая того, чтобы за неё сражаться.
Восьмая волна началась без предупреждения — просто однажды ветер изменился. Стал вязким, как кисель, и в нём появилась тягучая, едва уловимая запах-гниль, та, что обычно бывает в болотах или змеинниках. Я сразу насторожился. Поднялся на ноги, перехватил оружие — в руке всё ещё был меч, но на спине — арсенал, как у коллекционера с манией величия. Все трофеи. Все со своей историей. И все — заточены под бой.
Порталы открылись почти синхронно. Из них выскользнули они.
Змееподобные. Не в привычном смысле, нет. Это были твари с гибкими, ритмично извивающимися телами, покрытыми панцирями и ядовитой слизью. Чешуя — как резаный обсидиан, глаза — тускло светящиеся, как гниющие изумруды. Некоторые имели лапы, другие ползли, скользя по земле, словно её собственная плоть отказывалась сопротивляться.
Каждый из четырёх порталов выпустил поток таких созданий. Но я сразу заметил: от того, где должна быть четвёртая крепость, часть волны разделилась — и ушла тремя направленными потоками к оставшимся трём.
Умные. Или их кто-то направляет.
— Нехило, — пробормотал я. — Теперь нас трое на троих, а я, как обычно, против троих с половиной.
Я сдвинулся вперёд, спрыгнул с холма и рванул по направлению к своей крепости. Впереди уже мелькали извивающиеся тела. Змеи двигались плавно и бесшумно, но с пугающей скоростью. Те, кто полз — скользили почти над землёй, едва касаясь её. Те, кто шёл на лапах, выглядели как смесь варана, скорпиона и живого жгута.
Колющий удар слева.
Я ушёл в перекат, выхватил лёгкий меч — тот самый с изогнутым лезвием и чёрным эфесом. Провёл дугу — ш-ш-шрак! — и рассёк одну из тварей у основания шеи. Она не закричала. Только издала влажный, будто хлюпающий звук, и повалилась.
Глава 23
— Ну пошли, гады, — выдохнул я. — Давайте танцевать.
Сзади удар — уклон, контрудар снизу.
Меч застревает между костяными кольцами. Меня разворачивает. Я отпускаю рукоять, выдёргиваю другой — тяжёлый, широколезвийный, с насечками на лезвии. Его я взял у одного из мини-боссов второй волны.
Он режет хуже, но зато давит.
Падающая сверху тварь. В прыжке. Разворачиваюсь, мечом — в бок. Хребет трещит, брызжет густая черно-зелёная кровь.
Я дышу тяжело.
Мир сузился. Только движение, сталь и крик мышц.
Змеи действуют поодиночке, но близко друг к другу. Словно сеть, где каждый элемент связан с остальными.
Я это чувствую. Бью по одному — двое отклоняются. Бью по краю — ядро отступает.
Пока не страшно.
Пока я справляюсь.
А что у других крепостей?
Я замечаю, что один из ответвлённых потоков направляется к правой крепости. Её я спасал недавно. Там не очень-то обрадовались.
— Ну ничего, — усмехаюсь. — Сейчас опять удивлю вас.
Но сначала — мой фронт.
Моя волна.
Моя арена.
Змеи шипят. Я отбрасываю клинок, вытаскиваю парные короткие мечи. Начинаю крутиться, двигаться быстрее — танец стали и уворотов. Каждое движение — выверено. Адреналин ведёт меня, как дирижёр ведёт оркестр.
— Кто вы вообще, твари? — шепчу, разрубая очередного.
И тут возникает мысль.
А если они не созданы Абсолютом?
Если это беженцы, чудовища с других миров, которые здесь только потому, что это их единственный шанс выжить?..
Руки не останавливаются.
Сердце — тоже.
Нет.
В этот момент они — враги.
Их цель — разрушить, убить, поглотить.
А моя — выжить.
И в идеале — не превратиться в одного из них.
— Подходите, гады. У меня ещё есть пара игрушек для вас, — скалюсь, хватая тяжёлый меч с зазубренным лезвием.
Восьмая волна только начала своё движение.
И я тоже.
Я выдохнул резко, по-собачьи, и сплюнул черную слизь с губ. Гадина успела врезать хвостом по ребрам — я почувствовал, как что-то внутри звонко хрустнуло. Не сломано, но… крепко.
Передо мной, прямо на телах своих мёртвых сородичей, извивалась новая троица. Они отличались: крупнее, тяжелее, с хребтовыми наростами, и на каждой башке — как корона из загнутых рогов. Командиры? Или просто эволюционировали быстрее остальных?
— Ну давайте, "элита", — прохрипел я, — покажите, чему вас учили… или кто вас вырастил.
Перехватил клинки покрепче. Сейчас не для грации — для выживания.
Всё вокруг сужается: звук трибун стихает до глухого гула, шум крови в ушах — громче. Я — центр бури. Всё остальное неважно.
Первый прыгнул.
Он будто не змея, а пружина из костей и сухожилий. В воздухе — разворот, хвост, как жгут, ударил по воздуху с оглушающим свистом. Я нырнул вниз, скользя по песку, чувствуя, как край хвоста чиркает по затылку.
Режу снизу-вверх — и промах. Броня. Гад.
Он падает рядом, и сразу второй — с фланга. Короткий прыжок, пасть раскрыта, клыки — как
