Г. С. Калачев, Д. И. Савельев. Оставалось этот полезный задел пустить в ход.
Конструкции наших самолетов были быстро приведены [219] в соответствие с требованиями большой войны. Казалось бы, теперь-то уж ничего не требуется, кроме одного – выпускать их как можно в больших количествах.
Но тут возникли новые заботы.
Все чаще стали раздаваться жалобы на то, что самолеты массового выпуска не в полной мере обладают теми данными, которые показал на испытаниях их прототип – опытный образец.
"Недодает скорости…" – эта претензия звучала особенно тревожно, потому что давно известно: скорость – пусть не единственное, но первое, главное качество боевого летательного аппарата.
Недодает скорости… Так ли это? Первые же контрольные испытания взятых наугад машин серийного выпуска показали: да, к сожалению, недодает! Куда-то девались 20, 30, даже 40 километров в час "паспортной" скорости самолетов едва ли не всех типов, выпускавшихся нашими заводами.
Куда они девались?
Это предстояло выяснить. А прежде всего – еще до начала поисков пропавших километров – отдать себе отчет в значении размеров пропажи. Много это или мало? Следует ли бить тревогу, или можно позволить себе отнестись к такой потере более или менее спокойно?
Многие из нас поначалу склонны были подходить к делу с позиций, так сказать, чисто арифметических:
– Ну чего стоят эти несчастные двадцать – сорок километров в час? Несколько считанных процентов от максимальной скорости полета! Только и всего. Очень надо поднимать из-за них такой шум…
Но поднимать шум стоило. И прежде всего потому, что сравнивать фактическую скорость полета, скажем, нашего истребителя следовало не с какой-то абстрактной цифрой, а с данными самолетов наших противников. Острая, кровью оплачиваемая конкуренция с техникой врага заставляла беречь каждую малую толику и скорости полета, и потолка, и маневренности, и всего прочего, из чего складываются в комплексе летно-тактические данные боевого самолета. Пренебрегать тут не приходилось ничем.
…Пригнанные на испытательный аэродром серийные самолеты были быстро оборудованы самопишущей аппаратурой, взвешены, вдоль и поперек измерены – и на них начали летать. [220]
Да, скорости у них не хватало. Это выяснилось сразу же. Но куда она девалась, эта чертова скорость? В чем секрет ухудшения летных данных серийной машины по сравнению с опытной?
Перед авиационной наукой встала очень непростая проблема – найти утерянное! Найти – и удержать! Удержать во всех десятках тысяч боевых самолетов, которые авиационная промышленность страны обязана была выпускать ежегодно и вскоре начала выпускать фактически.
За это дело взялся большой коллектив авиационных специалистов: инженеры и ученые А. В. Чесалов, М. А. Тайц, Н. С. Строев, Г. С. Калачев, В. Н. Сатинов, М. И. Хейфец, В. В. Уткин, Д. И. Кантор, А.А.Лапин, В. Я. Молочаев, П. С. Лимар, летчики-испытатели Н. С. Рыбко, Г. М. Шиянов, А. Н. Гринчик, Ю. К. Станкевич, В. П. Федоров, В. Н. Юганов, С. Ф. Машковский, А. П. Якимов и многие другие – всех не перечислить…
Общая – не техническая, а, так сказать, психологическая – причина снижения летных данных самолетов в большой серии была более или менее понятна. По-человечески оно было даже вроде бы естественно – невозможно требовать, чтобы каждую очередную, сходящую с конвейера "единицу продукции" облизывали так же, как это делали на заводе при конструкторском бюро во время изготовления первого опытного образца.
Тем более, если вспомнить о непрерывно звучащем призыве: больше, больше, больше самолетов для фронта!
Да еще с учетом того, что опытный образец изготовлялся золотыми руками мастеров высшей квалификации, а на серийных заводах работали…
***
Однажды – уже в середине войны – мне представилась возможность собственными глазами посмотреть, кто работал на серийных авиационных заводах. Я прибыл на один из них, чтобы принять и перегнать по назначению истребитель "Ла-5".
Пока машину готовили к полету, директор завода – ныне покойный С. И. Агаджанов – пригласил меня пройти с ним по цехам, посмотреть действующее производство. И вот мы в механическом цехе. Ровный шум множества станков, с юности знакомый запах горячего металла, отблески зеркальной поверхности обрабатываемых деталей… Но что-то здесь необычное, не такое, [221] как в любом другом ранее виденном механическом цехе. Что же именно?
Много раздумывать на эту тему не пришлось. Необычно выглядели стоявшие у станков люди, в большинстве своем подростки, я чуть было не сказал – дети. Дети с худыми, бледными от недоедания и не по возрасту тяжелого труда лицами. Некоторым из них не хватало роста, чтобы дотянуться до всех нужных рукояток, и они стояли у станков не прямо на полу, а на каких-то старых ящиках из-под деталей или наспех сколоченных подставках. Одного мальчика за что-то корил мастер. Реакция проштрафившегося была необычной для заводских условий: он всхлипывал… Изредка попадались в поле зрения склонившиеся над станками женские головы, еще реже – взрослые рабочие-мужчины. Но подавляющее большинство составляли подростки.
Сложный комплекс чувств возник у меня при виде этих ребят. Жалость к детям, которым по-настоящему следовало бы не работать среди грохота станков, а в школе сидеть или в "казаки-разбойники" играть, соединялась с тенью некоторого беспокойства (наверное, мне хотелось, чтобы самолеты, на которых летают мои товарищи и я, делались руками людей, немножко более взрослых). Но над всеми этими чувствами господствовало одно – уважение. Глубокое уважение к этим подросткам – гражданам нашей страны, так рано взвалившим на свои детские плечи тяжесть забот об обороне Родины и так достойно эту тяжесть несущим!
Однако эта медаль, как всякая медаль, имела и свою обратную сторону. При всем глубоком уважении к самоотверженности работавших на заводах подростков нетрудно было представить себе всю сложность задачи, стоявшей перед руководителями производства – от мастера до директора завода, – вынужденными выпускать продукцию с теми кадрами, которые у них были. И не только выпускать, но и непрерывно наращивать выход боевых самолетов. Да еще при естественных в военное время трудностях с материалами, сырьем, готовыми изделиями смежников – словом, трудно назвать такой элемент нормального производства, с которым не было тогда трудностей.
Но общие соображения подобного рода, при всей своей бесспорной справедливости, не давали ответа на основной, поставленный жизнью в весьма конкретной форме вопрос: куда девалась скорость? [222]
К сожалению, какого-то единого "секрета", подобного универсальной отмычке, столь любимого авторами остросюжетных романов и сценариев (помните: вражеский шпион похищает листок бумаги, на котором начертана формула, определяющая все свойства самолета?), – такого секрета обнаружить не удалось.
Скорость пришлось собирать и восстанавливать буквально по крохам. Иная техническая находка давала прирост в два-три километра в час – не
