— верная гибель. Можно надорвать сердце, порвать сухожилия, сжечь нервную систему, истощить до дна свою юаньци* вместо того, чтобы черпать силу извне. Это был путь отчаяния, последний шанс для тех, у кого не было времени на годы упорных тренировок.
А у Тан Лань не было времени. Завтра — аудиенция у императора. В любой миг может повториться видение с клинком, направленным на Сяо Вэй. Её окружали враги, а она была слаба, как ребёнок.
Тревога сжала её горло ледяной рукой. Сердце забилось чаще. Это было безумием. Самоубийством. Но… что если? Что если это единственный шанс? Мысли метались, цепляясь за призрачную надежду и отскакивая от стены здравого смысла. Она смотрела в глаза своего отражения — испуганные, но полные отчаянной решимости. Цена ошибки — её жизнь. Цена бездействия — жизнь тех, кто ей дорог. Выбор между медленной и стремительной катастрофой.
Примечание
(元氣, yuánqì) Юаньци — врожденная или пренатальная ци. (Данная от рождения.)
Глава 46
Дорога к тронному залу казалась бесконечно длинной. Тан Лань шла, ощущая на себе тяжёлые взгляды стражников и придворных, её спина была прямой, а лицо — бесстрастной маской. Рядом, отбрасывая на мраморный пол грозную тень, шагал Ван Широнг. Его присутствие было единственной точкой опоры.
И тут, словно ядовитая орхидея, выросшая на пути, появилась Сяофэн. Она стояла в стороне, у колонны, и её обычно насмешливое выражение лица сменилось на удивлённо-тихое. Однако, когда её взгляд скользнул по Тан Лань и остановился на её спутнике, тонкие губы Сяофэн растянулись в едва заметной, но ядовитой улыбке. Отсутствие Лу Синя она, видимо, сочла за слабость.
— Сестрица, — Сяофэн сделала несколько шагов вперёд, её голос прозвучал сладко и притворно-заботливо. — Какая неожиданная встреча. Я слышала, у тебя во двореце… неприятность случилась. Со служанкой. Небось, соскучилась по вниманию и решила хоть так привлечь внимание господина Шань Юя?
Она подождала, давая словам повиснуть в воздухе.
— Ты сегодня без твоего верного пса, Лу Синя? — продолжила она, с лёгкой насмешкой кивнув в сторону Ван Широнга. — Пришлось с другим прийти?
Сяофэн испытала облегчение, увидев с сестрой другого стражника.
Тан Лань остановилась, медленно повернув к ней голову.
— Сяофэн, — произнесла она ровным тоном. — Твоя забота тронула меня до глубины души. Прямо до желудка. Знаешь, о Шань Юе я вспоминаю, — сказала она задумчиво, — обычно в те моменты, когда меня тошнит. Это удивительно, как его образ помогает… очистить желудок. Настоящее целебное средство.
Сяофэн на мгновение смутилась, но быстро взяла себя в руки.
— Думаю… раз уж нас обеих вызвали, наверное, объявят о моей помолвке с Шань Юем. — Она мечтательно вздохнула, наблюдая за реакцией сестры.
Она вежливо кивнула онемевшей от такой наглости Сяофэн.
— Не задерживаю. Удачи тебе на… помолвке. Уверена, вы составите прекрасную пару. Двум таким… выдающимся личностям будет о чём поговорить. Вероятно, о самих себе.
С этими словами Тан Лань развернулась и пошла дальше к дверям тронного зала, оставив Сяофэн с открытым ртом и яростью, медленно закипающей в её глазах. Ван Широнг, пройдя мимо, бросил на Сяофэн бесстрастный, но многозначительный взгляд, от которого у той по спине пробежал неприятный холодок.
Тронный зал императора был погружён в торжественную, давящую тишину, нарушаемую лишь мерным бормотанием престарелого чиновника, зачитывающего какой-то бесконечный указ. Воздух был густ от аромата сандала и скрытого напряжения. Три сестры стояли в почтительном поклоне, образуя живописную, но полную скрытых трещин картину семейной гармонии.
Тан Лань лишь делала вид, что слушает. Её взгляд скользнул по профилю младшей сестры, Мэйлинь, и в памяти, словно вспышка молнии, ожило то самое воспоминание: всплеск воды, ледяной ужас, искажённое злобой красивое лицо у озера. Не Сяофэн… Мэйлинь. Это была она.
«Она меня толкнула? Или всё же Сяофэн стояла за этим?» — мысли метались, пытаясь сложить пазл из обрывков памяти и откровенной лжи. «Боже… Да что ж такое? Нас тут три калеки, и каждая готова другую придушить ради призрака власти или мимолётной благосклонности отца».
И в этот миг голос чиновника изменился, став громче и официальнее. Слова, которые он произнёс, прозвучали, как удар гонга в тишине храма.
— … и да будет известно по воле Его Величества и решению Совета Старейшин рода, что через две недели, в день Благоприятного Ветра, состоится великое торжество — бракосочетание её высочества, первой госпожи Тан Лань, и доблестного генерала Цзян Вэя!
Воздух вырвался из лёгких Тан Лань. Время остановилось. Зал, чиновник, сестры — всё поплыло, потеряло чёткость. Звон в ушах заглушил всё.
Генерал Цзян Вэй. Суровый, как скала, воин, известный своей железной дисциплиной и полным отсутствием интереса к дворцовым интригам.
«Родственнички по материнской линии подсуетились… — пронеслось в голове, холодной и острой как лезвие. — Она уже и забыла, что они ей угрожали свадьбой…»
Вот и приговор.
Она стояла, ощущая, как ледяная волна покатывается от макушки к пяткам, сковывая тело. Из бокового зрения она уловила едва сдерживаемую торжествующую ухмылку Мэйлинь и холодное, расстроенное лицо Сяофэн, которая считала, что сегодня объявят о ее помолвке.
Что же делать? Мысль билась, как птица в стекло, не находя выхода. Бежать? Поднять бунт? Умолять отца? Каждый вариант был хуже предыдущего, каждый вёл в тупик или на плаху.
Она медленно выпрямилась, стараясь вдохнуть воздух в онемевшие лёгкие. Её лицо было бледным, но бесстрастным. Только глаза, широко раскрытые, выдавали шок и стремительный, лихорадочный бег мысли. Две недели. Всего две недели до того, как её жизнь будет окончательно разбита.
Внезапно, как утопающий, хватающийся за соломинку, взгляд Тан Лань отчаянно метнулся к возвышению, где восседала императрица. И то, что она увидела, заставило её ледяной ужас смешаться с острым, почти невероятным удивлением.
Императрица сидела с идеально бесстрастным, вырезанным из яшмы лицом. Но Тан Лань, привыкшая читать малейшие оттенки в глазах своих врагов, уловила диссонанс.
Уголки губ императрицы были неестественно поджаты, будто она с огромным усилием выдавила улыбку — не торжествующую, а скорее… яростную. А в её обычно холодных, вычисляющих глазах пылала настоящая, ничем не прикрытая злоба. Её пальцы, скрытые широкими рукавами, с такой силой впились в подлокотники трона, что костяшки побелели.
Этот брак… Этот брак был не её рук дело. Он расходился с её планами. Возможно, она сама готовила для Тан Лань иную участь — более унизительную, более контролируемую, но определённо не союз с влиятельным и независимым генералом, который мог бы предоставить неудобной падчерице хоть какую-то защиту и статус.
На Тан Лань нахлынула странная, почти сюрреалистичная волна понимания.
