его голоса достаточно, чтобы встретить яркий оргазм, который Хард переживает вместе со мной, уткнувшись лицом мне в киску.
– А искусство – это сексуально… – Томас гулко смеется, оставляя дорожку из влажных поцелуев внизу живота и снова возвращается к краскам. Удовлетворенной немного легче вынести нежные ласки британца, и он это знает.
Красные узоры похожие на цветы расцветают на моих боках и вокруг пупка. Перед каждым рисунком Хард осыпает мою кожу горячими и чувственными поцелуями. От груди вьются переплетающиеся линии, создающие нерушимый узор. Подушечками пальцев Томас ласково оглаживает соски, мучительно-сладко массируя.
Тянусь к Харду всем своим существованием и обнимаю за талию, желая ощутить тепло и давление его тела.
– Разденься… – ухмыляется на мою просьбу, но с удовольствием исполняет желание страдающей девушки и разбросав свои вещи по студии, обнаженный ложится сверху на меня, придерживая весь тела на локтях.
– Я рисовать не умею, – Томас изгибает брови и хмылится, – но я могу сделать так, – опрокидываю маленькую баночку и измазав ладонь в краске, оставляя отпечаток ладошки на груди Харда.
Британец громко и воодушевленно хохочет, впечатленный моей оригинальностью. Перекатывается на один локоть и нависает надо мной, изучая черты моего лица. Очерчивает линию подбородка и контур моего вздернутого носика. Массирует мочки ушей. Большим пальцем проводит по контуру губ, невзначай проникая в рот. Дразнит и заводит невидимым ключиком моё податливое тело. Каждое прикосновение Харда – вместо слов о любви.
– Том… – притягиваю его за шею к своим губам, но не целую. Рвано дышу в приоткрытые губы британца, царапая короткими ногтями пресс. Мы так долго обнажены и между нами еще ничего не было. Лишь тактильное изучение тел.
– Я хочу тебя… – с закрытыми глазами умоляюще шепчу в губы, а кончиком носа чувствую, как этот похотливый извращенец лыбится.
Хард отстраняется, но только, чтобы занять удобную позицию у меня между ног. Проводит пальцами вдоль промежности, вспоминая насколько я влажная и обмазывает моим возбуждением налитый член. Соблазнительно покусываю палец, наблюдая за Томасом, склонив голову на бок.
Кареглазый черт упирается головкой члена в лоно и медленно, слишком медленно, входит, растягивая меня под себя. Толкается бедрами вперед, сталкиваясь с препятствием в качестве моего узкого гостеприимства. Стеночками чувствую каждую набухшую венку мужской плоти Харда, заполняющей меня.
– Майя, ты такая узкая… – под мои стоны Томас выходит, оставляя после себя пульсирующую пустоту и повторяет эти пытливые толчки несколько раз. Безбожно натирает большим пальцем клитор, одновременно двигаясь внутри меня.
Стоны и глухое рычание Харда заполняют студию. Становится невыносимо жарко и я подминаю под себя простынь. Мне не хватает воздуха и близости Тома…
– Иди ко мне… – дергаю его на себя и обвиваюсь как плющ вокруг потного тела Харда. Британец упирается мне в лоб и обхватывает за голову, наращивая ритмичность толчков до запредельного, когда шлепки разгоряченных тел заполняют душную комнату. Дикие стоны тонут в поцелуи, а низкое рычание Томаса застревает в горле. Я царапаю и кусаю его плечи, по своему справляясь с надвигающейся эйфорией.
Перепачканные в краске перекатываемся по простыни, меняя положения и оставляя следы наших тел на белоснежном ложе.
– Ещё Том… – оттягиваю мочку зубами и не контролируя свои движения, британец пронзает меня глубоко внутри, сталкивая в пропасть.
– Черт, Майя… – приятная дрожь проносится по телу Харда и передается мне. Пот ручьем стекает по нашим разгоряченным телам, перемешиваясь с краской и четкие узоры становятся размытыми.
– Ничего более интимного у меня никогда и ни с кем не было.
– Я первая? – хочу услышать это от него еще раз! Лежа под ним обнаженная телесно и душевно, сохранившая на теле своем его рисунки.
– Ты во многих вещах для меня первая, Майя, – утыкается носом в шею и тяжело дышит.
– Том, а краска смоется? Как мы поедим домой? – мы как единое целое в одном предложение звучит так естественно и правильно, что хочется расплакаться на груди у британца.
– Смоется, – смачно целует меня в шею и довольно ржёт. – К тому же в университете давно никого нет и душевые всегда открыты. – Успокоил!
– Я боялась, что ты не придешь сегодня, – крепко обнимаю Томаса, прижимая к своей груди. – Думала, что ты ненавидишь меня после того как я…
– Перестань! – сурово смотрит мне в глаза. – Я не имею права ничего от тебя требовать, – и соскальзывает с моего тела, но ложится рядом и обнимает за талию, зарываясь лицом в мои мокрые и растрепавшиеся волосы. – Мне кажется, я готов пролежать так с тобой целую вечность… – блаженная улыбка трогает губы Харда, и моё сердце отбивает нечеткий ритм влюбленной девушки. Влюбленной настолько, что это обязательно погубит её. Мечтая влюбиться, я не учла одного важного момента: любовь влечет за собой не только радостные и счастливые моменты, но и боль, и разбитое сердце. Именно поэтому я не могу ответить на чувства этого вспыльчивого от природы, но покладистого в моих руках мальчишки. Я просто не готова…
Глава 24. Том
Майя ничего мне не ответила. Влюбленный, размечтавшийся идиот. Нет, что за херня? Я вовсе не влюблен. Сексуальные флюиды этой голубоглазый нимфы ударяют в голову и не позволяют четко мыслить. Я вообще не понимаю, что чувствую. Незнакомые ощущения в области сердца сильно напрягают и тревожат. Делают меня слабым. Уподобляюсь этим кретинам, что выпрашивают любви у девчонок. Я не один из них. Тогда почему меня так тревожит молчание Льюис? Почему я с таким нетерпением мчался сегодня на курсы по живописи? Жутко хотел увидеть Майю. Услышать ответное признание, но эта девчонка ничего мне не дала…
Господи, Хард, ты редкостная, эгоистичная скотина! Наивная и хрупкая нимфа позволила мне нарисовать её. Позировала обнаженная, открывая свою душевную красоту и разрешила рисовать красками на её теле. Изучать его. Ласкать и слушать сиплые, обреченные стоны, принадлежащие мне одному. Это дороже всех слов о любви, как и мои прикосновения для Майи. По крайней мере, я искренне цепляюсь за эту мысль.
Беспорядок в студии пришлось долго убирать. До сих пор не верю, что, строгая приверженеца порядка и ответственная скромница согласилась на художественную шалость. Лыблюсь как полный болван, вспоминая импульсивность Майи и веселое настроение после секса. Обычно её клонит в сон, и она любит уткнуться мне в грудь, и тихо посапывать у меня под боком. Так было в последнюю нашу близость в её спальне. Черт, я запоминаю такие мелочи! Это тревожный симптом диагноза влюбленного парня.
А сегодня Льюис превратилась в роковую соблазнительницу.
