кочевым племенем. Их часто называли «всадниками»
(gente cavaleiro, Indio cavaleiro). Они издавна были угрозой для испанцев Парагвая, совершая набеги в 1620-х гг. вплоть до предместий самого Асунсьона. Выходцы из Сан-Паулу столкнулись с ними, когда они вышли к реке Парагвай. В хронике Жозе Барбоза де Са им не уделяется столько внимания, как паягуа, но они стали главной угрозой для поселенцев и путешественников в Куябу и Мату-Гросу в 1730-х г. Первоначально, будучи союзниками паягуа, а затем став их врагами, только гуякуру до 1795 г. убили около 4000 выходцев из Сан-Паулу и португальцев. К этому времени племя оказалось на грани исчезновения и уже никому не могло угрожать. Не будет преувеличением утверждать, что именно эти два племени причинили португальцам больше беспокойства, чем все остальные индейские племена Бразилии, вместе взятые. Можно даже сказать, что только арауканцы Чили, которые на протяжении столетий сопротивлялись испанцам, оказались более упорными врагами белого человека в Новом мире.
Вечная страсть к путешествиям уроженцев Сан-Паулу не была в полной мере удовлетворена открытием и освоением золотых приисков в Куябе. Коронный судья этого города так писал в 1736 г. губернатору Сан-Паулу: «Выходцы из Сан-Паулу озабочены лишь тем, чтобы открывать новые земли и быть свободными от правосудия. И когда они видят, что оно начинает наступать им на пятки, то продолжают делать другие открытия в отдаленных краях, где закон не может преследовать их вследствие больших расстояний». Муниципальные советники Сан-Паулу высказывали подобные мысли, но смысловой акцент был иным. В июне этого же года, обращаясь к королю, они утверждали, что местные государственные чиновники столь сильно притесняли жителей Сан-Паулу, что последние предпочитали бежать от их наглых требований в «отдаленные внутренние области страны». Третью убедительную причину называет анонимный автор труда «Анналы муниципалитета Вила-Бела», написанного в 1759 г. Он заметил, что уроженцы Сан-Паулу совершали рейды в пустынную местность единственно с целью разыскать новые индейские поселения. «Для них было важнее найти новых рабов, чем золото. Именно по этой причине они продвигались во внутренние области Бразилии и поселялись там, попутно обнаруживая месторождения золота».
Таким образом, открытию в 1725 г. золота в Гоясе и спустя 9 лет – в Гуапоре (Мату-Гросу) способствовали три основных фактора: стремление к личной свободе, жажда золота и желание иметь больше рабов-индейцев. Среди великих первопроходцев той романтической эпохи новых открытий был престарелый Бартоломеу Буэну да Силва по прозвищу Старый Дьявол (Anhangiiera) родом из Сан-Паулу, пошедший по стопам своего отца. Его отряд-бандейра, в котором были уроженцы Сан-Паулу, эмбоаба, негры и индейцы, вышел из Сан-Паулу 3 июля 1722 г. Буэну намеревался найти то золотоносное место, о котором у него сохранились смутные воспоминания, когда он посетил его еще в детстве вместе с отцом, в честь которого и был назван. Располагалось оно где-то к западу от реки Парана. Об этой экспедиции не было никаких известий в Сан-Паулу в течение более трех лет. Ее участников уже считали погибшими, когда 21 октября 1725 г. Старый Дьявол и оставшиеся от отряда всего несколько человек вновь появились в городе. Да Силва сообщил, что нашел то, что так упорно искал в Гоясе, и предъявил в качестве доказательства некое количество аллювиального золота (согласно одному свидетельству, у него было 8000 драхм золота). Старый Дьявол в данном случае явно прилагал особые усилия для поиска золота, а не индейцев. Обратное утверждение верно в отношении братьев Пайш де Барруш из Сан-Паулу, обнаруживших в 1734 г. золотые россыпи в Гуапоре.
Золотая лихорадка, вспыхнувшая вслед за открытием этих двух богатых месторождений золота, приняла во многом те же формы, что и в Минас-Жерайсе и Куябе. Пионеры Сан-Паулу были первыми в местах добычи золота, но вскоре вслед за ними пришли в большом количестве авантюристы эмбоаба вместе с неграми-рабами. Многие, а возможно, и большинство белых старателей не имели достаточно денежных средств и потому были вынуждены приобретать негров-рабов и продовольствие по долгосрочным кредитам под большие проценты. Буквально все товары приходилось завозить издалека и по бездорожью. Это стало еще одной причиной быстрого роста цен до астрономических высот. Очень немногие могли платить за все, чем они владели. Преобладала экономика «бума и спада», но при этом чередовании «спад» всегда выходил на первое место. Королевские чиновники принимали очередные (в основном бесполезные) указы, касавшиеся сбора налога на золото, закрытия всех дорог, ведущих в золотодобывающие районы, за исключением одной-двух, которые было бы можно (как они полагали) контролировать. Такие же неэффективные запреты и постановления действовали в отношении владельцев винокурен, проституток, ювелиров, священников без прихода, розничных торговцев напитками и продовольствием. Санитарные условия в поселках оставляли желать лучшего, заболеваемость и смертность были очень высокими, особенно среди недоедавших и плохо одетых рабов. Извечное соперничество между выходцами из Сан-Паулу и эмбоаба привело в итоге в 1736 г. к серьезным беспорядкам в Гоясе. Эта враждебность во взаимоотношениях проявлялась в меньшей степени в Куябе и Мату-Гросу, вероятно, по причине того, что необходимо было сохранять единство перед лицом серьезной угрозы со стороны паягуа и гуякуру.
Отличительной чертой повседневной жизни большей части старателей в золотодобывающем регионе была ее хроническая нестабильность. Даже при малейшем слухе о новых месторождениях они бросали все, паковали нехитрый скарб и шли через джунгли и буш к тому «богатому золотом» месту, на которое им указывала народная молва. Жозе Барбозу де Са рассказывает, как в сентябре 1737 г. в Бон-Жезус-де-Куяба осталось только 7 белых жителей и несколько рабов. Все остальное население города мигрировало в Мату-Гросу после того, как пришла весть о вновь открытых богатых месторождениях золота. Возможно, это был исключительный случай, но лагеря старателей имели обыкновение внезапно возникать, стремительно расцветать и в одну ночь бесследно исчезать. Все месторождения золота были рассыпными, и техника добычи более примитивной, чем в Минас-Жерайсе. По свидетельству знающих людей (1802 г.), самый несведущий старатель в Минас-Жерайсе имел больше опыта в горном деле, чем самый опытный специалист в Гоясе, а самый несведущий старатель в Гоясе понимал больше в горном деле, чем самый толковый в Мату-Гросу. Со временем все меняется, но такое соотношение было справедливым по крайней мере для 1725–1750 гг.
Процессы метисации проходили особенно интенсивно в этих отдаленных областях, они приняли значительно больший масштаб, чем где-либо еще в Бразилии. Поселенцы-мужчины в Гоясе и Мату-Гросу сожительствовали с цветными женщинами, так как в эти глухие места переезжало совсем немного белых женщин. Старатели часто оставляли своих подруг так же легко, как бросали свои импровизированные жилища и устремлялись на вновь открытые прииски. Дети от этих временных и незаконных союзов, если им суждено было вырасти, пополняли
