Невского». Политический и религиозный смысл этого действа прост и понятен – на берегах Невы Россия оставалась навсегда, и это господство подкреплялось историей и церковью. Идею эту царю подал Феодосий Яновский, ставший архимандритом нового монастыря. Он больше всех суетился на торжестве у Монастырки, водружая на ее берегу закладной крест и показывая царь план новой обители.
Личность Феодосия не представляет собой особой загадки. Выходец из Польши, он слыл чужаком в среде московского духовенства. Так было со многими учеными украинцами и поляками, без церковных знаний которых в России все-таки обойтись не могли. Но Феодосий прославился не ученостью – его имени нет в знаменитом «Словаре писателей духовного чина» митрополита Евгения, его не упоминает Е. Поселянин в своей книге «Русская церковь и русские подвижники 18-го века», хотя жизнь свою Феодосий закончил мученически. И правильно, что не упоминают среди праведников! Не за что!
Феодосий прославился тем, что в старину называли «пронырством» – подлым приспособленчеством, умением ставить и держать по ветру нос, извечной готовностью к предательству. Он выскочил наверх, затоптав своего благодетеля митрополита Новгородского Иова, в епархию которого входила Ижорская земля. Это тот самый митрополит, который освящал закладку Петропавловского собора на Заячьем острове весной 1703 г. и Кроншлота у Котлина весной 1704 г. Иов пригрел Феодосия, сделал его архимандритом знаменитого новгородского Хутынского монастыря, но Феодосий ловко втерся в доверие к царю Петру и сумел опорочить в царских глазах своего покровителя. Феодосий, поселившись в любимом Петром «парадизе» и основав Александро-Невский монастырь, фактически отделился от Новгорода, а потом занял и Новгородскую кафедру, перенеся ее с берегов Волхова на берег Невы.
Можно с уверенностью сказать, что не было ни одной моральной преграды, через которые не переступил бы Феодосий. Он был один из тех, кто стоял у истоков знаменитого синодального периода истории Русской православной церкви, окончательно превративший ее в идеологическую контору самодержавия, духовную обслугу светской власти. Феодосий отпускал Петру все тяжкие его грехи, в том числе сыноубийство – по некоторым сведениям, Феодосий стоял рядом с царем, когда тот посылал в Петропавловскую крепость надежных людей, чтобы под покровом тьмы убить несчастного царевича Алексея.
Феодосий был первым человеком в Синоде, он послушно и даже с энтузиазмом исполнял волю Петра, внося немыслимые для православных перемены в обряды русской церкви, превратив священника в доносчика, обязанного ради интересов госбезопасности раскрыть одно из священных таинств веры – таинство исповеди. Феодосий, настоящий инквизитор, был близким приятелем начальника Тайной канцелярии Петра Толстого и его заместителя генерала Ушакова. Они втроем и бражничали, и пытали в застенках Петропавловской крепости. Впрочем, Феодосий имел свою тюрьму в Александро-Невском монастыре. Здесь он часто решал судьбу несчастных, пытанных в застенке людей и писал об этом записки-резолюции на имя Толстого.
Такой пастырь вряд ли достоин упоминания, но уж очень необычной оказалась судьба основателя Александро-Невского монастыря. Как только умер Петр Великий, Феодосий, его ближайший сподвижник, публично обрушился на все, что сделал в России его повелитель, осудил и самого царя-реформатора. Это не было озарение или покаяние. Со смертью Петра кончился угнетавший Феодосия страх, и он стал отважно пинать мертвого льва. В этом проявилась его неистовая, злобная натура.
Императрица Екатерина I этой выходки влиятельному пастырю не простила, а вчерашние собутыльники Феодосия, Толстой и Ушаков, исполняя указ государыни, круто обошлись в застенке со своим бывшим приятелем. Феодосию, приговоренному «за оскорбление Ея императорского величества» к смертной казни, Екатерина все же оставила жизнь. Но что это была за жизнь! Феодосия постригли под именем Федоса и замуровали в подземную тюрьму архангельского Корельского монастыря, оставив вместо двери узкое окошко. Там, во тьме, холоде, грязи, собственных нечистотах, без покаяния и слова участия он прожил несколько месяцев, и никто не знает точно, когда оборвалась эта грешная жизнь – часовые лишь через несколько дней заметили, что Федос не берет хлеб и воду. Камеру вскрыли – Феодосий был мертв.
Строительство монастыря началось не в день его основания в 1710 г., а позже – примерно с 1712 г. Для этого Феодосий добился приписки к монастырю богатого Иверского монастыря с его вотчинами, откуда и пошли работные люди – монастырские крестьяне. Они-то и начали строить первые кельи «мазанками» и первую Благовещенскую деревянную церковь. Впрочем, кроме них к стройке привлекали наемных рабочих, в том числе из монастырских крестьян. Это особенно заметно к концу 1710-х гг., когда наемный труд применялся и на других стройках Петербурга[766].
Монастырские крестьяне проложили, как сказано в указе 1718 г., «по непроходимому на 600 сажен болоту» дорогу от монастыря в сторону «Прешпективной» – будущего Невского проспекта[767]. Раньше к монастырю ездили из центра по длинной и неудобной дороге вдоль берега. Историк монастыря С.Г. Рункевич считал, что иждивением монастыря и трудом его крестьян была построена вся «Прешпектива» от Адмиралтейства до монастыря. Но это стало результатом излишне простодушного прочтения им монастырской справки 1728 г., где сказано, что «от Александро-Невского монастыря к Адмиралтейству до борку прешпективная дорога застроена в 1712 г. по словесному бывшего… настоятеля Феодосия»[768]. На самом же деле – и в этом согласны большинство историков – две части будущего Невского (первая – от монастыря до будущей Знаменской (Восстания) площади и вторая – от Адмиралтейства до Знаменской) строились почти одновременно, но при этом они долго не были соединены в единую магистраль.
Начиная с 1712 г., иждивением монастыря строилась «прешпектива» от Александро-Невского монастыря до «борка» – места пересечения ее с Большой Новгородской дорогой, которая тогда шла по современной Лиговке и далее уходила (по современному Суворовскому) к Спасскому погосту (будущему Смольному). А с 1713 г. начали прокладку «Большой прешпективной» от Адмиралтейства. И только в 1760-х гг. обе части будущего Невского соединились. При этом Петр, по-видимому, был недоволен «дорожной самодеятельностью» архимандрита и в 1723 г., одновременно с благоустройством основной части Невского, предписал проложить от «соборной церкви (монастыря. – Е. А.) к Адмиралтейству дорогу прешпективно». Эта новая магистраль, спрямляющая изгиб (по современной Тележной и Гончарной) была названа «Новая проспектива», а монастырская дорога стала «Старой проспективой» (отсюда «Старый Невский»)[769].
Вид Федоровского корпуса Александро-Невского монастыря
Строительство монастырских зданий продолжалось, но не быстро. В 1715 г. Трезини составил план каменной застройки территории и начал стройку. Его сменил в 1720 г. архитектор Теодор Швертфегер, который взялся строить главный Троицкий собор монастыря, но допустил какие-то роковые технические ошибки, так что собор долго стоял незаконченный, а в 1755 г. был разобран. Лишь 35 лет спустя, в 1790 г., многострадальный храм был
