освящен.
Насельниками монастыря оказались, по воле Феодосия, люди не простые, а верные и надежные. В некотором смысле Александро-Невский монастырь стал «кузницей церковных кадров». Монахов, выученных Феодосием и Феофаном Прокоповичем, посылали в епархии, и там они занимали в церковном руководстве первые места. Так Феодосий продвигал наверх «своих» людей. Но самому Феодосию это уже не помогло.
Прогулка четвертая: на Васильевский
Светлейший князь и его светлейший дворец
До того момента, когда Васильевский остров был избран Петром I под строительство нового города, здесь было весьма пустынно, как писал современник, на Васильевском был преимущественно «дикий и густой лес». Строения скучивались ближе к Стрелке, где скрипели крыльями более десятка лесопильных мельниц.
Важные изменения произошли к 1710 г., когда был построен тот самый, видный иностранному путешественнику от Зимнего дома Петра «Дом князя». Это был великолепный дворец Меншикова, возведенный по проекту Д.М. Фонтана. В августе 1710 г. его первый этаж был готов, и дворец надолго стал местом устройства официальных торжеств и балов, центром жизни столицы. Недалеко от дворца стояли каменный дом гофмаршала Меншикова Ф.А. Соловьева, а также построенная предположительно в 1713 г. и освященная в ноябре 1714 г. мазанковая Воскресенская церковь, которая служила домовым храмом всесильного вельможи[770]. За парадным каменным дворцом стоял деревянный дворец Меншикова, перевезенный до 1710 г. с Городового острова. К нему вел канал от Невы. Далее был разбит великолепный сад с итальянской скульптурой и первой в городе каменной оранжереей, в которой вызревали тропические фрукты. Сад этот, по мнению визитера, считался «после царского обширнейшим и лучшим в Петербурге»[771].
Эта часть Васильевского острова оказалось в Петербурге самым теплым, прогреваемым солнцем местом, и здесь на укрытом боскетами грунте за короткое петербургское лето поспевали дыни[772]. Меншиков любил это место и последний раз обходил его буквально за несколько дней до своей ссылки в Сибирь. Сад выходил почти на набережную Малой Невы в районе современной Библиотеки Академии наук.
Вид дворца князя А.Д. Меншикова на Васильевском острове. А. Ростовцев. 1717
Портрет героя на фоне города:
Верный Алексаша, или Чуб девки Фортуны
Весной 1711 г. Петр собирался на войну с Турцией. Его томили скверные предчувствия, и, уезжая навстречу своей судьбе, Петр думал о детях, поручая их Меншикову и надеясь, что Данилыч не оставит их в беде. В эти годы Меншиков все чаще остается в Петербурге и исполняет многотрудные обязанности генерал-губернатора. Он по праву стоит первым в длинном ряду губернаторов Петербурга. Вокруг него кипела жизнь, а Меншиковский дворец блистал роскошью на фоне скромного жилища царя Петра. Жизненный путь Меншикова был удивителен. В его низкопородности никто не сомневался, это как раз про него известная присказка: «Из грязи да в князи». Бойкий сын конюха Алексашка как-то приглянулся молодому Петру, и тот сделал его денщиком, привязался к нему. Многие годы они не расставались, деля стол, дорогу и трудности. Петр называл его в письмах «Алексашею», «Mein Herzen-kind» – дитя моего сердца.
Так начал свою невероятную карьеру будущий генералиссимус. Природа щедро одарила неграмотного Алексашку. Важно то, что он оказался тем человеком, тип которого культивировал Петр: предан государю, отважен в бою, инициативен, любит море и корабли, неутомим в работе, стоек в беспрерывных попойках, покладист и необидчив.
Впрочем, этого мало для успешной карьеры, нужны яркие поступки. И вот при взятии шведской крепости Нотебург осенью 1702 г. Меншиков проявил себя как отчаянный смельчак, на глазах царя он лез в самый огонь. Так, на шпагу, как трофей, Меншиков взял свое первое кресло – стал комендантом этой крепости, переименованной в Шлиссельбург. Царь стал поручать ему другие дела, сделал Меншикова генерал-губернатором Петербурга. Быстрый, ловкий Меншиков уже тогда проявил те малосимпатичные черты, которые постепенно стали главными в характере светлейшего князя.
Выходец из низов, он искал людского признания посредством чинов, титулов и наград. Его одежду покрывал панцирь из орденов и бриллиантов, титул его был пышен и многосложен. Но не только гордыня сжигала Меншикова, он оказался редкостным даже для России стяжателем и казнокрадом. За свою жизнь во власти он скопил невероятные богатства. Но жажда стяжания, как жажда власти, неутолима, и остановиться вору уже невозможно. От эшафота его спасали особая любовь царя к Алексашке да умение Меншикова разом отдать в обычно пустую казну все, что он с таким рвением и тяготами наворовал. Помогала Меншикову и жена Петра, царица Екатерина – бывшая любовница Меншикова. Когда Петр умер, Меншиков отблагодарил свою «давнюю подругу сердца» – сделал ее императрицей Екатериной I в ночь смерти Петра Великого.
К этому времени светлейший заматерел, приосанился, казалось, он достиг всего, о чем может мечтать такой человек. Но не спалось Меншикову в его уютном дворце, честолюбие жгло его пуще прежнего. Сын конюха мечтал о короне. Нет, не для себя, для детей. Когда весной 1727 г. Екатерина умирала, он добился, чтобы невестой нового императора Петра II стала дочь светлейшего, Маша. Все шло прекрасно – он стал генералиссимусом, а юного императора поселили в доме будущего тестя. Словом, до престола Романовых оставалось чуть-чуть… Счастье было так близко! Но нет, не получилось!
А.Д. Меншиков
Меншиков заболел, и его свергли. В те времена был популярен образ Фортуны – богини удачи, счастья, судьбы в виде быстроногой девицы с длинными и пышными волосами, но гладким, как биллиардный шар, затылком. Если хочешь быть счастливым, нужно было ловко схватить Фортуну за кудри. Промедлил – и рука скользит по лысому затылку, уже не догонишь Фортуну, не изменишь судьбу. Меншиков всегда был проворен и ловко ухватывал свою удачу. Но этого оказалось мало. Держа удачу в руке, нельзя зевать и успокаиваться, а тем более болеть. Власть любит только здоровых. А Меншиков расхворался и лишь на месяц отпустил от себя императора. И все – Фортуна сбежала от своего любимца, последовал указ, продиктованный мальчику-императору недругами светлейшего, и вскоре Меншиков отправился, как говорили уже тогда, cчитать березки по сибирскому тракту.
И сразу же у светлейшего отобрали все его звонкие титулы, ордена, описали все бриллианты. Уже на дороге в Сибирь убогую повозку ссыльного нагнал курьер и устроил Меншикову унизительный обыск, отобрал у богатейшего еще вчера вельможи запасные штопаные чулки, ночной колпак, да кошелек с 59 копейками. Меншиков не сопротивлялся – он сам безжалостно топтал людей без счета и знал повадки властителей. Совершив круговорот из
