делал любой мирянин. На подтверждение акта дарения короной земельного владения выделялось четыре года, и, если сопутствующие условия не соблюдались, дарение считалось недействительным и земельный надел подлежал перераспределению.
Гомеш Фрейре де Андрада предпринял также ряд других важных начинаний. В частности, ограничил беспорядочную вырубку лесов и принял меры по охране деревьев с ценной древесиной. В тех регионах, где каноэ были основным видом транспорта, для их изготовления использовались заранее намеченные деревья на лесосеках. Все больше людей начинали заниматься сельским хозяйством, обещавшим большие прибыли, предпочитая его непредсказуемой и опасной работе в горнодобывающей отрасли, в частности в добыче золота. Нет никакого сомнения, что этому «возвращению к земле» способствовало лесное законодательство Гомеша Фрейре.
Несмотря на продолжавшийся завоз скота в Минас-Жерайс из дальних мест, таких как Пиауи, в сентябре 1736 г. Мартинью де Мендонса заявил, что на местных ранчо отмечался прирост в 20 тысяч голов скота в год. Так как после 1716 г. власти начали взимать налог в одну драхму золота за голову скота, это приносило большой доход короне, невзирая на то, что в отдаленных районах сертана многие фермеры уклонялись от уплаты налога. Развитие коневодства в Минас-Жерайсе не отставало от скотоводства. К 1725 г. вьючные лошади и мулы пришли на смену неграм и индейцам, переносившим грузы между Рио-де-Жанейро и золотодобывающими городами Серра-ду-Эс-пиньясу.
Обременительная монопольно-контрактная система продолжала действовать в Минас-Жерайсе и Южной Бразилии во время правления Гомеша де Андрада. Самые важные контракты заключались с целью сбора налогов на импорт и королевской десятины. Постепенно, начиная с 1728 г., стала формироваться тенденция к объединению региональных контрактов, что наглядно видно на примере налога на соль. Существовал один контракт для всего государства Бразилии (1732 г.) вплоть до отмены монополии на соль в 1801 г. Монопольные контракты не ограничивались такими основными товарами, как соль, сахарный тростник, вино, оливковое масло, китовый жир, табак. Они распространялись на налоги от торговли рабами, завозимыми в Минас-Жерайс, и шкурами, экспортируемыми из Сакраменто. Даже медицинское обслуживание драгунов Минас-Жерайса отдавалось на откуп местному врачу в обмен на ежегодную плату наличными короне. Королевский указ 1706 г. ограничивал максимальное количество участников контрактного соглашения в 3–4 человека, однако это положение, по-видимому, соблюдалось не всегда.
Отмену ненавистной подушной подати в 1750–1751 гг. золотодобытчики Минас-Жерайса встретили со вздохом облегчения. Однако муниципальные советники сразу же начали ломать голову над тем, где можно было бы раздобыть те ежегодные 100 арроб золота, которые они предложили в свое время графу Галвеашу в качестве альтернативного платежа, а теперь корона требовала уплаты этой суммы. Муниципальные советники Вила-Рики понимали, что экономические условия в капитании сильно ухудшились с 1734 г., когда впервые было сделано это предложение. Золотоносные потоки давали значительно меньше драгоценного металла, если не иссякли полностью. Золото еще продолжали добывать на крутых склонах гор; это был дорогостоящий способ добычи, требовавший применения гидравлических машин и много времени, прежде чем окупал себя. Многие старатели со своими рабами переместились на более многообещающие золотоносные поля в Гоясе и Мату-Гросу. Район Серру-ду-Фриу, где в 1732 г. велась интенсивная добыча золота, был практически закрыт для старателей, и в 1750 г. здесь перешли на добычу алмазов. В этот же самый период прозвучало заявление, что количество завозимых ежегодно в капитанию негров-рабов сократилось на 4/5. Торговля пришла в упадок, «и от этого больше всего пострадали рабочие приисков по той простой причине, что из этого района экспортировалось исключительно золото. А из рук тех, кто его добывал, оно уходило работорговцам, купцам, лавочникам, ремесленникам, им оплачивали покупку строительных материалов и других товаров». Хуже всех материальное положение было у добытчиков золота. Несомненно, достойные члены муниципального совета несколько преувеличивали, но нет недостатка в других свидетельствах, что свои лучшие дни Вила-Рика-ду-Оуру-Прету пережила в правление графа Галвеаша.
С другой стороны, Рио-де-Жанейро производил впечатление скорее процветавшего, чем клонившегося к упадку города, хотя золото из Минас-Жерайса, Гояса и Мату-Гросу теперь в большей степени везли не в Салвадор, а в Сан-Себастьян. Краткое, но ценное описание Рио-де-Жанейро оставил в 1748 г. офицер французского военного корабля «Радуга», прибывшего с официальным визитом. Несмотря на большие денежные вливания в строительство оборонительных сооружений со времен экспедиции Дюге-Труэна, этот французский визитер был о них невысокого мнения, заявив, что «надежность обороны города зависит в первую очередь от мужества его жителей». Гарнизон состоял из 800–900 пехотинцев, «достаточно хорошо экипированных, среди которых есть примерно сотня гренадеров, которые выглядят прекрасно». Однако офицеры, по его мнению, были «неродовиты и не имели никаких заслуг, и губернатор командовал ими по своей прихоти». В городе было много священников и монахов, но в случае возникновения кризисной ситуации, как считал француз, на службу в милицию можно было призвать не более двух тысяч здоровых белых людей. Было очень много негров, и офицер увидел также на улицах «большое количество мулатов», и постоянный рост их числа он приписывал «распущенности, причиной которой является климат и праздность существования местных жителей».
Француз заметил, что значительное преобладание в населении негров-рабов могло представлять опасность для их белых хозяев, если бы не взаимная ненависть между суданцами и банту: «Общественная безопасность поддерживается этой явно выраженной антипатией». Согласно его мнению, рабы-банту ценились больше, чем суданцы, но португальцы старались завозить их в равной пропорции, чтобы тем самым поддерживать расовое равновесие. В этом он определенно ошибался. Португальцы прекрасно знали об их взаимной антипатии. Однако покупка рабов зависела в основном от потребности в определенном виде работ (горная промышленность, сельское хозяйство, домашняя обслуга) и от их наличия на рынках рабов в Гвинее, Анголе и Бенгеле. Но это никоим образом не было реализацией идеи в духе Макиавелли «разделяй и властвуй».
Как и многие другие иностранцы, посетившие Бразилию, этот неизвестный француз усердно критиковал лень и распутное поведение бразильских португальцев. Он противопоставлял их предкам XV столетия, «которые, несмотря на тысячи опасностей, проложили путь в Новый мир и впервые подали пример его завоевания всей Европе». Он был удивлен отсталостью местного сельского хозяйства, одновременно признав, что имелось изобилие фруктов и овощей всех видов и замечательного качества. Было также много различных видов рыбы, которая была основным рационом питания рабов, только для них оставались одни ее отбросы. Можно было легко приобрести говядину, баранину и свинину, но мясо было не самого лучшего качества, в то время как в изобилии была мелкая птица – куры, утки, гуси, но продавались они недешево. Француз отметил контраст между тем, как довольно скромно питались горожане, и их показной роскошью в одежде. «Португальцы закупают продукты и портвейн в бакалейной лавке, в чем проявляется их умеренность в
