еде», но одновременно они приобретали «самые разные шелковые и другие модные ткани, затканные золотой и серебряной нитью, и различные иные товары, произведенные в основном на мануфактурах Франции». Он писал, что город имел иррегулярную застройку, в плане напоминая квадрат, протяженностью по периметру максимум в половину лиги. «Дома имели невзрачный вид, почти все они были одноэтажными».
Этот краткий рассказ француза о Рио-де-Жанейро 1748 г., хотя и верный в целом, в некотором роде несправедлив в отношении как к горожанам, так и к самому городу. Например, в нем не упоминаются богато декорированные церкви и внушительные общественные здания. Некоторые из них уже существовали тогда, а другие находились в процессе строительства. Если многие горожане были ленивы и развратны, этого нельзя было сказать обо всех. По крайней мере, об их губернаторе Гомеше Фрейре де Андрада. Француз охарактеризовал его как умного и блестящего вельможу, который был также особенно энергичным администратором. О его неутомимой деятельности на королевской службе и преданности королю свидетельствует официальная переписка и его значительные достижения. Он управлял в этот период обширной территорией Бразилии и был больше чем вице-королем Баии. Время от времени он отправлялся в поездки по подвластной ему территории и был столь же узнаваемой личностью не только в Рио-де-Жанейро, но и в Оуру-Прету и Тижуку. Чем бы ни занимался де Андрада – от сбора королевского налога на золото и выделения земельных наделов до строительства фортификационных сооружений и организации общественных работ, – он не щадил ни себя, ни своих подчиненных. Он часто работал по ночам над деловой документацией, проводя рабочий день в арсенале или за письменным столом.
Также несправедливой выглядит скептическая оценка заезжего француза профессиональных способностей офицеров гарнизона. Было общепризнанным мнением, что португальские офицеры имели недостаточный опыт военной службы; но ранее мы наблюдали, что бывали исключения, чему ярким примером служил гарнизон Рио-де-Жанейро. Андре Рибейру Коутинью, ветеран войн в Венгрии и Португальской Индии, один из главных участников обороны Сакраменто и первопроходец в Риу-Гранди-ду-Сул, был автором учебника по военной подготовке. В нем, в частности, проводился критический разбор сражения при Фонтенуа (1745). Жозе да Силва Паеш, другой защитник Сакраменто и поселенец на землях Риу-Гранди и Санта-Катарины, осуществил ряд инженерных проектов в Португалии и Бразилии. Жозе Фернандеш Пинту Алпоин был автором технических нововведений в области осадной и полевой артиллерии и, кроме того, архитектором-организатором общественных работ в Рио-де-Жанейро и Минас-Жерайсе. Труды Рибейру Коутинью и Пинту Алпоина, написанные в Рио-де-Жанейро, были опубликованы в Европе, так как королевские власти отказались дать разрешение на открытие типографии в Бразилии. Некий предприимчивый типограф из Лиссабона, который переехал в Рио с печатным станком в 1746 г., был вынужден вернуться в Португалию, не успев напечатать даже несколько памфлетов. Все упомянутые нами профессиональные военные с большим опытом были соратниками Гомеша Фрейре, который сам был ветераном войн во Фландрии и на полуострове. Вряд ли можно оспорить справедливость изречения Фридриха Великого: «Армия – это прежде всего ее офицеры» или высказывание Наполеона: «Нет плохих солдат, есть плохие офицеры». Наличие таких талантливых старших командиров было гарантией высокой подготовки гарнизона Рио в 1740-х гг. Во всяком случае, когда спустя несколько лет испанцы встретились с гренадерами Гомеша Фрейре в Уругвае, они, можно полагать, были впечатлены выучкой и дисциплиной португальско-бразильских солдат.
Во французском рассказе о Рио-де-Жанейро 1748 г. упоминалось, что бразильский флот отправлялся из Лиссабона в свое ежегодное плавание в сентябре или октябре и заходил последовательно в порты Ресифи, Салвадора и Рио-де-Жанейро. В обратный путь корабли выходили в декабре или январе. Три флота отплывали из залива Всех Святых, груженные золотом и алмазами, сахаром, табаком, хлопком. Следовало бы добавить к этому списку такие важные экспортные товары Бразилии, как кожи, красильное дерево и твердая древесина. Везли также сборные дома, которые собирались на месте в Лиссабоне. В свою очередь, из Португалии в колонию доставляли особый строительный камень-известняк (pedra-lioz), из которого строили церкви и общественные здания в Байе.
Следует уточнить, что редко соблюдалось время отплытия бразильских флотов из Лиссабона и Бразилии. После указа 1690 г. сроки отплытия менялись неоднократно. В указе содержалось требование, чтобы флот выходил из португальских портов в период с 15 декабря по 20 января, а из бразильских – с конца мая до 20 июля. Граф Сабугоза в 1729 г. заметил, что бразильские «летние месяцы» – ноябрь, декабрь и январь – это наилучшее время года для погрузки товаров на корабли в бразильских портах, чтобы затем отплыть в Португалию при отличной погоде в начале февраля. Тогда флот обязательно прибывал в Лиссабон к 10 мая. Однако вице-король в своем письме королю тремя годами позже сообщал, что капитаны торговых судов и королевских военных кораблей выходят в море, только когда им это выгодно, руководствуясь своими торговыми и личными интересами. В итоге корабли отплывали отдельными отрядами, а не в составе флота, и в сопровождении конвоя. Система конвоев, которая появилась в кризисное время войны с голландцами в 1649 г., всегда действовала безотказно. В 1765 г. ее окончательно отменил маркиз Помбал, к большому облегчению купцов и капитанов по обеим сторонам Атлантики.
Было еще одно распоряжение короля, которое не всегда строго соблюдалось. Все золото, экспортируемое из Бразилии, будь то в виде монет, слитков, золотого песка, сусального золота или драгоценностей и украшений, должны были паковать в ящики (или сейфы) и передавать на борт военных кораблей конвоя, но ни в коем случае нельзя было перевозить золото на торговых судах. То же самое правило касалось алмазов и драгоценных камней, и за перевозку этих ценностей необходимо было платить дополнительный налог в 1 процент. Капитанам военных кораблей был дан приказ предоставлять пассажирам необходимую тару для перевозки принадлежавших им золотых и серебряных ценностей. Эти предметы сортировались в зависимости от их оценки и упаковывались в деревянные ящики в присутствии трех свидетелей. По прибытии в Лиссабон золото отправляли на монетный двор для чеканки монет, при этом владельцам золота выплачивали наличными деньгами его рыночную стоимость. Исключение делалось для пассажиров кораблей, которые направлялись на Мадейру и Азорские острова. За товары, экспортируемые в Бразилию с этих островов в Атлантическом океане, платили золотой монетой. Золото из Мараньяна не облагалось налогом в 1 процент, но оно также поставлялось на монетный двор.
Контрабандная торговля золотом в больших масштабах продолжалась, несмотря на все принятые законы. Наиболее репрессивные из них применялись против многочисленных ювелиров и мастеров золотых дел в Бразилии в первой половине XVIII столетия. Согласно королевскому указу 1698 г., только двоим из трех ювелиров давали возможность вести свои дела
