в Рио-де-Жанейро. Давление, оказываемое на работников этой профессии, постепенно распространилось на всю Бразилию. Тяжелее всего была участь золотых дел мастеров в Минас-Жерайсе. Их обвиняли в том, что они помогали своим клиентам избегать уплаты пошлины
кинту на золото. С целью избежать этого они якобы делали из него различные украшения или изготавливали столовые приборы – золотые ножи, вилки и ложки. Мастеров также обвиняли в подделке золотых монет и слитков и даже в переплавке их в другие предметы. В феврале 1719 г. королевским указом изгонялись все мастера золотых дел из Минас-Жерайса, и впредь всем, занимавшимся этим ремеслом, запрещалось появляться в капитании. Это распоряжение повторно подтвердили официально 11 лет спустя, и мастерам золотых дел в других капитаниях приходилось отныне работать в условиях строгих ограничений.
Хотя некоторые губернаторы, такие как граф Галвеаш, выступали в их поддержку и подчеркивали, что вовсе не все работники этой профессии были «паршивой овцой в стаде», корона не желала прислушиваться к этим заявлениям. Вначале мастеров-ювелиров в Рио и других городах обязали поселиться в отдельном квартале, напоминавшем гетто, где они находились под строгим наблюдением. Затем корона предприняла последний шаг: в 1766 г. занятие этим ремеслом в Бразилии было запрещено. Работавшим ювелирам и их подмастерьям было предложено записаться в армию или заняться каким-либо иным трудом. Наиболее опытным из них была предоставлена возможность устроиться на работу на монетных дворах в колонии и в плавильных цехах. Все их инструменты и инвентарь подлежали конфискации (но были оплачены по текущему курсу). Это распоряжение не касалось тех ювелиров, которые заявили о своем намерении переехать в Португалию, где им разрешили продолжить заниматься своим ремеслом.
Репрессивные законы, направленные против мастеров золотых дел, непосредственно затронули только часть населения. Однако среди поборов, которые тяжким бременем легли на всех граждан, были так называемые «добровольные пожертвования королю» (donatives reais). Они должны были покрыть расходы на бракосочетания королевских особ из правящих домов Испании и Португалии, состоявшиеся в 1729 г. Двумя годами ранее вице-королю в Байе было приказано собрать 7 миллионов крузадо на эти цели и еще 1 миллион на приданое португальской инфанты. Платежи следовало провести в ближайшие 25 лет, деньги намечалось собрать, проведя предварительные консультации с местным населением, с помощью местных налогов на рабов, скот, сахар и прочие товары. Пернамбуку и Северо-Восток должны были пожертвовать один с четвертью миллион, Баия и подвластные ей капитании – 3 миллиона, Рио-де-Жанейро, Минас-Жерайс, Сан-Паулу и небольшие южные капитании – 3 или 3,25 миллиона. Даже некоторым богатым капитаниям было трудно выполнить намеченные квоты, а самым бедным, таким как Эспириту-Санту и Ильеус, сделать это было совсем невозможно. В мае 1748 г. муниципальный совет Сан-Жоржи-де-Ильеус принял петицию с просьбой отменить выплату столь неподъемных сумм. В документе утверждалось, что их капитания была одной из наименее экономически развитых в Бразилии. В большей ее части хозяйничали непокоренные индейские племена, которые время от времени совершали набеги на город и мешали организации развитого плантационного хозяйства. Подписанты петиции завершали описание своих несчастий заключительной фразой: «Итак, это страна без милости и сострадания, где нет ни лавки мясника, ни врача или хирурга».
Ради справедливости стоит заметить, что тяжесть этого так называемого «добровольного пожертвования» не была полностью виной короны. Вице-король Баии в 1753 г. сообщал, что, хотя гораздо больше 3 миллионов из суммы, которую наметили собрать в 1727 г., было получено от жителей этого региона к 1748 г., все же та сумма, что была переведена в Лиссабон, была значительно меньше первоначально намеченной. Как заметил вице-король, сбор пожертвований в Байе закончился бы значительно раньше, если бы не «многочисленные и скандальные мошенничества», которые совершали чиновники, ответственные за эти сборы. Некоторые из них отличились тем, что расхитили поистине огромные суммы. По-видимому, Рио-де-Жанейро выполнил свои обязательства к 1738 г., а Пернамбуку выполнил окончательно свою квоту в 1751 г.
Роберт Саути, вынося свое суждение о золотом веке Бразилии в третьем томе своей монументальной «Истории», охарактеризовал его так: «Он не принес с собой никакого улучшения нравов, не прибавил счастья, и можно сомневаться, принес ли он вообще с собой прогресс в колонии. Но он привел к большим изменениям в административной системе и в положении и занятиях людей». Читатель, возможно, склонен считать, что приговор Саути все еще остается в силе. От общества рабовладельцев трудно было ожидать какого-то морального оздоровления. «Народ в стране был невежественным, а представители церкви развращены и распущенны». Так высказался в 1730 г. один администратор. Мнению, что в колонии в этот период у людей «не прибавилось счастья», можно доверять, хотя, несомненно, невозможно доказать правдивость или ошибочность этого утверждения. Соблазнительную возможность нарушить монотонное течение жизни давали только довольно частые церковные празднества и религиозные шествия. Жизнь рабов в своей массе оставалась всегда одной и той же – убогой, жестокой и короткой. Труды и невзгоды пионеров, свободных или закабаленных, которые открывали и осваивали золотоносные и алмазные районы Бразилии, уже были описаны в предыдущих главах. Тем людям, которые остались в прибрежных городах и осели на плантациях, выпала своя доля испытаний и бедствий, всего лишь о малой части которых возможно узнать из переписки губернаторов с властями в Лиссабоне.
Также можно сомневаться, действительно ли открытие месторождений золота и алмазов «способствовало или же задержало экономическое развитие колонии». Невероятное количество материального богатства было отправлено в Португалию, очень значительное – в Западную Африку. В то время как еще более огромные ресурсы, чем было официально признано тогда и позже, остались в Бразилии. Естественно, не все эти богатства, хотя и существенная их часть, были растрачены на личные и церковные прихоти дона Жуана V. На эти деньги были возведены многие общественные сооружения и богато украшенные церкви как в Бразилии, так и в Португалии. Были основаны благотворительные фонды, повышены пенсии, вдовы и сироты получали помощь, отдельные семьи выбрались из нищеты и стали зажиточными. С другой стороны, это богатство не поспособствовало формированию процветающего среднего класса и не улучшило положение бедных слоев населения. Оно не привело к значительному росту производительности сельского хозяйства и развитию промышленности. Не способствовало оно и долговременному улучшению качества работы гражданской администрации и противопожарной службы ни в самой стране, ни в ее колониях.
Материальные богатства Бразилии, как утверждает Саути, привели к большим изменениям в административном управлении и в положении и занятиях людей Португальской Америки. Границы колонии были отодвинуты на тысячи миль к западу, и огромные области внутри континента были открыты для переселенцев. Открытие месторождений золота и алмазов привело к масштабному переселению людей с прибрежных районов в сертан, когда они
