почтенное расстояние. Хард оборачивается и вплотную подходит ко мне, упираясь лбом в мой лоб, дыша через рот. Вздернув подбородок, смотрю на него с вызывающим видом и с высокомерной улыбочкой британец склоняется к моим губам в поцелуе, но не целует. Намеренно задевает кончиком своего носа мой и приоткрыв губы, словно в нехватке воздуха, снова не целует. И эти попытки, и ожидания поцелуя желаннее самого поцелуя.
– Больше меня никогда так не называй, Майя, – Хард сжимает мои бока, немного отстраняется и с наигранной серьезностью оценивает мою реакцию. Я пожимаю плечами, расплываясь в глуповатой улыбочке. Мы оба знаем, чем может закончиться один поцелуй.
– И, если в этот раз на этих сраных посиделках что-то пойдет не так, виновата будешь ты, Майя, – недобрый блеск в глазах Томаса усмиряет мою уверенность.
– Твой отец сожалеет и пытается исправить свои ошибки. Просто дай ему еще один шанс. Он ведь протянул тебе оливковую ветвь.
– Чего? – Хард хмурится и активный мозговой штурм отражается на точеном профиле.
– Это символ перемирия, – пихаю его кулаком в плечо.
– Прости, всё время забываю, что трахаюсь с гением, – похабно скалится и складывает руки на груди, отчего вены на плечах отчетливо проявляются под кожей.
– Очевидно недостаточно раз ничего не откладывается в твоей кучерявой башке, – знаю, что Томас пристально следит за каждым моим движением. Именно поэтому разглаживаю тонкую и просвечивающую блузку настолько, что видно белый бюстгальтер. Поправляю облегающую юбку.
– Звучит как вызов, Льюис.
С грацией сытого хищника Харда заключает меня в объятья и снова портит мой внешний вид. От соприкосновения с телом британца блузка немного мнется, а юбка чересчур узкая для любых сексуальных игр.
– Не смей портить мой внешний вид и дай мне сосредоточиться на защите, – грожу ему пальцем и вырываюсь из крепкого кольца объятий.
Хард удовлетворенно хмыкает. Проверил теорию на практике. Я боюсь не справиться с собственными желаниями и поддаться чувствам в момент, когда должна быть собрана.
– О какой концентрации идет речь, когда твоя задница… – Том присвистывает и утирает губы, – в этой юбке такая аппетитная. И слишком меня тревожит… – Хард зачесывает непослушные, спадающие пряди волос и задумчиво облизывается.
– Нравится? – возвращаю должок за неполученный поцелуй, растревоживший моё нутро, и специально трусь задницей о пах Томаса. Даже через ткань ощущаю опаляющее дыхание Харда спускающего по спине на ягодицы.
– Прекрати, – он хрипит, а моя шалость грозит вылиться во что-то неприличное, но приятное. – Иначе, ты точно не попадешь на защиту.
– Самоконтроль, Том, самоконтроль…
* * *
Слова отца Харда запали мне в душу и не выходили из головы. Раньше я и сама замечала, что рядом со мной Том другой, пытающийся измениться и подавить свои худшие качества. Но мне всегда казалось, что все это я себе только придумала. Сегодня мистер Хард подтвердил мои собственные мысли, заявив, что я имею положительное влияние на его сына. И я невольно улыбаюсь, подходя к кабинету профессора.
– Профессор Стоун, можно войти? – заглядываю в кабинет с неуверенностью и тяжелым ожиданием.
– О, мисс Льюис, конечно, конечно, проходите, – он быстро закрывает свои документы, убирает их в ящик стола, приспускает свои очки и взглядом приглашаем меня сесть. Сажусь напротив профессора. На колени кладу сумку, нервно держа в руках папку с нашей курсовой. Нет, с моей работой и с работой Тома, две части которой мы просто соединили в одну. Не больше.
– Профессор Стоун, я хотела извиниться за то, что сдаю курсовую в день зашиты. За мной никогда такого не наблюдалось, и я всегда все делала вовремя. Сейчас просто столько всего навалилось… – я переспала с парнем, благодаря чему он выиграл спор, рассказала ему о себе больше, чем кому бы то в жизни и выпала из реальной жизни по вине обольстительного и опасного британца, вскружившего мне голову.
– Мисс Льюис, вашу курсовую я готов принять в любое время. Только никому об этом не говорите, а то меня обвинят в фаворитизме, – мистер Стоун добродушно улыбается.
– Тогда вот, – кладу на стол папку и неловко улыбаюсь. Профессор Стоун достает работу и бегло пролистывает, останавливаясь на моментах, заинтересовавших его.
– Ваш мистер Хард постарался, я смотрю, – он кивает, соглашаясь с мыслями в своей голове и ободряя мысли Тома.
– Он не мой… – жестом руки профессор останавливает мои попытки оправдаться.
– Мисс Льюис, я достаточно долго живу на свете, чтобы разобрать, кто из моих студентов ведет интрижки, а кто состоит в настоящих отношениях, – застигнутая врасплох, я ошарашенно смотрю на своего преподавателя и не нахожу что ответить. Профессор понимающе улыбается, похлопывает ладонью по гладкой папке, в которую успел убрать курсовую и взглядом указывает на дверь.
– Я думаю вы будете не против, Майя, если презентацию работ мы сегодня начнем с вас? – удивленно смотрю на преподавателя. – Понимаю, быть первой – всегда волнительно, но у этих обалдуев хотя бы будет пример перед глазами.
– Как скажете, профессор, – широко улыбаюсь, но чувствую нарастающее волнение в области солнечного сплетения. И живот от страха скручивает в тугой узел. Быть первой нестрашно. Меня до чертиков пугают слова мистера Стоуна.
Каким-то неведомым образом почти посторонний человек разобрался в моих чувствах быстрее, чем я сама, расставив всё на свои места, объяснив мне доступным языком, что я испытываю к Харду сильные чувства, которые можно описать одним словом. На меня накатывает некое волнение, легкое возбуждение и я спешу на поиски брюнета, который находит меня раньше на пути в мужскую раздевалку.
– Я как раз собирался тебя искать? – удивленно изгибаю брови. Учитывая, что мы не виделись с Томасом несколько минут, он искал меня не просто так.
Хард немного взволнован. На него это не похоже. Но отдать брюнету должное, он мастерски держит лицо.
– Зачем? – воспринимает мой вопрос как посторонний шум. Получить ответ и не надеялась, но после слов профессора о наших с британцем отношениях, я чувствую себя такой воодушевленной.
Томас заводит меня в пустую мужскую раздевалку и запирает дверь. Обычно за этим следует только одно! Хард молчит как партизан и ведет себя очень странно, что жутко нервирует.
Берет меня за руку и подводит к небольшому столу, разворачивая к себе лицом. Ну, почему я позволяю помыкать собой как будто самая обычная игрушка для сексуальных утех? Потому что ожидание волнует, а интерес к тому, что задумал этот извращенец бьёт фонтаном!
– Хард, что ты делаешь? – снова игнорирует и опускается на колени. Тело мгновенно отзывается, а в конец испорченная фантазия рисует живописные картины. Но Томас лишь подворачивает подол моей узкой
