ищущих благ мирских, а не церковного блага. В жизнь церкви привносилось нечто не совместимое с православным сознанием: женатый епископат, упразднение монашества и монастырей, отказ от почитания святых мощей и т. д. Хотя с церковных амвонов, со страниц обновленческой прессы все еще раздавались здравицы в честь «дальновидности», «политической расчетливости» и «мудрости» митрополита Сергия, для него очевидным становилось, что он на этот раз жестоко ошибся.
Публично признав ВЦУ, митрополит Сергий, очевидно, исходил из желания оградить свою епархию от различных треволнений. Надеялся перехитрить обновленцев и стоящее за ними ГПУ, и, встав во главе ВЦУ, на что он имел основание рассчитывать как старейший по хиротонии иерарх, постепенно выправить церковный курс в православно-каноническую сторону. Сказалось и опасение утратить церковный центр и тем навредить делу церковного единства. Кроме того, в тот момент нельзя было проверить правдивость слов обновленцев о законности передачи им власти резолюцией патриарха Тихона, тем более, что сама идея проведения Собора для решения вопроса о власти в церкви была абсолютно приемлемой и не могла вызывать отторжения. По мнению Сергия, о чем он позднее, 5 сентября, говорил на собрании владимирского духовенства, патриарх не осудил действия обновленцев, а разрешил им принять дела Высшего церковного управления и вызвал митрополита Агафангела в Москву, чтобы возглавить церковное управление до Собора. Очевидно, рассуждал Сергий, патриарх, имея в виду, что группа А. Введенского заручилась поддержкой гражданских властей, считал, что только она одна в состоянии обеспечить в тех сложных обстоятельствах функционирование ВЦУ и созыв Собора.
Но каковы бы ни были рассуждения и побуждения Сергия и двух других иерархов, но последствия «меморандума трех» были печальными для Патриаршей церкви – массовый переход верующих в обновленчество. Среди иерархов обычными были рассуждения: уж если «мудрый» Сергий счел возможным подчиниться «Живой церкви», то и нам следует идти за ним. И десятки архиереев потянулись в обновленчество, не говоря уже о многочисленном рядовом духовенстве. Епархиальные управления, будто соревнуясь друг с другом, наперебой заявляли о своем признании Высшего церковного управления. К июлю из 73 епархиальных архиереев 37 (! – Авт.) поддержали ВЦУ. Политические декларации обновленцев обеспечили им поддержку рядовых верующих: до 70 % приходов пошли за ним. Казалось, дни бывшей государственной Православной церкви сочтены!
В августе 1922 г. в Москве, в 3-м Доме Советов – бывшей Московской духовной семинарии, прошел Всероссийский съезд представителей белого духовенства, сторонников «Живой церкви». Присутствовало около 200 делегатов из 24 епархий. На съезде был избран новый состав ВЦУ во главе с протоиереем В. Красницким и окончательно сформулирована и утверждена программа «Живой церкви». Выделим в ней два основных положения: лояльность к власти и упразднение патриаршества. Кроме того, съезд постановил вынести на рассмотрение собора Российской православной церкви, планируемого на 1923 г., вопросы о снятии церковного отлучения с Л.Н. Толстого; о предании суду и отлучению от церкви участников Поместного собора 1917/1918 г.; о лишении патриарха Тихона священного сана за контрреволюционную деятельность против советской власти и за организацию «церковной смуты»[374].
В воззвании съезда к духовенству и верующим говорилось:
Октябрьская революция освободила церковь от тяжкого ига помещичьего самодержавия, отделив ее от государства и, таким образом, предоставив ей свободу духовного развития и совершенствования. Но наши иерархи, эти князья церкви, тесно связанные своим привольным, безмятежным житьем с царской властью, конечно, не желали этого освобождения, т. к. оно было не в их расчетах, а только лишь в интересах белого, рядового духовенства, и трудящейся паствы. Отсюда вполне понятно, почему они единодушно стали против разрыва церкви с государством и это необходимое и благодетельное решение гражданской власти белому духовенству, всем верующим России, как гонение на церковь и веру Христову[375].
* * *
Решения августовского съезда белого духовенства активно проводились в жизнь группами «Живая церковь», во множестве образующимися в областях и губерниях Советской России и постепенно подминавших под себя приходы, сохранявшие верность Патриаршей церкви. Вместе с тем конфронтационность лидеров «Живой церкви» по отношению к епископату и к оппонентам в их собственных рядах привели к тому, что внутри обновленческого движения начинаются расколы. Первоначально формируется группа «Церковное возрождение» во главе с епископом Антонином (Грановским). А вслед за этим – Союз общин древлеапостольской церкви во главе с А.И. Введенским и А.И. Боярским. Протоиерей Е.Х. Белков основал «Союз религиозных трудовых коммун». Множество иных обновленческих мелких групп, партий и синодов образовалось в провинции: «Пуританская партия революционного духовенства и мирян» в Саратове, «Свободная трудовая церковь» в Пензе. Между ними разгорелась острая борьба за церковную власть, в которой нередко идеи церковного обновления отходили на второстепенный план.
Августовские решения привели к тому, что некоторые из еще совсем недавно примкнувших к обновленчеству архиереев дистанцируются от них. В частности, митрополит Сергий (Страгородский) в сентябре – октябре 1922 г. сначала в печати, а затем на пленарном заседании ВЦУ заявил: «Я решительно протестую против тех постановлений съезда “Живой церкви”, которые приняты в отмену основных требований церковной дисциплины, а тем более вероучения. Некоторые из этих постановлений являются для меня недопустимыми безусловно, некоторые – превышающими компетенцию нашего Поместного собора, а некоторые – неприемлемы до этого Собора» [376].
Протест митрополита вызвали: отмена постановления Святейшего синода об отлучении от церкви Льва Толстого, решение о допустимости второбрачия для священников и брака для епископов. В связи с последним, Сергий распорядился, чтобы в его епархии второбрачные священники извергались из сана, а вступившие в брак архиереи таковыми не признавались. По существу, это был бунт против обновленчества и открытый отход от него. Скандал получился столь громким, что обновленцы поспешили за помощью к властям. Они не хотели, чтобы митрополит Сергий стал участником готовящегося ими Собора и, распространяя свои взгляды, подрывал авторитет обновленчества. Поступок митрополита рассматривался даже на заседании Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б), которая постановила: «Епископа Сергия оставить в прежнем положении опального».
В отсутствии Сергия Владимирский губернский съезд духовенства и мирян, руководимый обновленцами, принял резолюцию, в которой говорилось: «Клеймим позором всех высших иерархов во главе с патриархом Тихоном. Да здравствует мировая революция, освободившая рабочих и крестьян от гнета капитала. Да здравствует возрождение страны рабочих и крестьян. Позор всем врагам пролетарской республики». Митрополита не только свергают с кафедры, но и исключают из состава ВЦУ.
Дабы усугубить положение Сергия, Антирелигиозная комиссия поставила перед ГПУ задачу приступить к допросам митрополита по поводу его активной деятельности во времена Поместного собора и в качестве члена Священного синода; после чего, собрав обличительный материал, привлечь в качестве обвиняемого по «делу» патриарха Тихона.
…Примерно по той же схеме происходили события и в Новгородской епархии,
