от времени английским портером[1313]. В глубине континента колонисты отдавали предпочтение виски, который легко было сделать в домашних условиях. Однако до революции многие считали виски грубым напитком, пригодным только для бедняков, которые из-за него становились буйными. Джон Фонтейн, путешествовавший в 1718 г. по Голубым горам Виргинии, описывал торжественный обед: «Мы хорошо поужинали, а после этого собрали людей, зарядили все их оружие, и выпили шампанское за здоровье короля, дали залп – и бургундское за здоровье принцессы, дали залп – и кларет за всех остальных членов королевской семьи»[1314].
Американцы охотно пили пиво. Его могли импортировать из Англии, но существовали и местные экзотические варианты. В истории колониальной Виргинии рассказывалось: «Те, кто побогаче, обыкновенно варят слабое пиво с солодом, который привозят из Англии, хотя ячмень там растет очень хорошо; но из-за отсутствия солодовен жители не заботятся о том, чтобы сеять его. Самые бедные варят пиво с патокой и отрубями; с индейским зерном, высушивая солод в печи; с высушенной хурмой, сформованной в лепешки и запеченной; с картофелем; с зелеными стеблями индейского зерна, мелко нарезанными и помятыми; с тыквой и с batates canadensis, или топинамбуром, который некоторые люди сажают специально для этой цели; но это наименее ценимый из всех упомянутых выше видов»[1315]. В записной книжке Вашингтона сохранился рецепт слабого пива на патоке, которое в Маунт-Верноне варили для рабов и слуг[1316]. На Севере пиво было соответствующее региону: еловое, сделанное на основе хмеля, мелассы (черной патоки) и нежных кончиков еловых лап. Ячмень для пива легко было вырастить на месте, а вот хмель приходилось импортировать из Англии и других стран.
Впрочем, всегда была альтернатива в виде яблочного или грушевого сидра. Крепкий яблочный сидр был, безусловно, самым распространенным алкогольным напитком, доступным колонистам. Это связано с тем, что яблони можно было выращивать повсюду, в отличие от винограда, который плохо рос в Новой Англии.
Пристрастие американцев к сидру обыгрывалось в карикатуре времен англо-американской войны 1812–1815 гг. Так, на одной из них американский брат Джонатан пытается напоить сидром английского Джона Буля. В карикатуре обыгрывалась фамилия победителя в сражении на озере Эри коммодора Перри, которую можно перевести как «грушевый сидр». Джон Буль говорит: «О, не заставляй меня пить это, братец Джонатан! Дай мне голландского джина! Дай мне французского рома! Все лучше, чем этот чертов янки Перри. Он меня уже одурманил»[1317].
На основе сидра или какого-нибудь сладкого вина делали популярный напиток силлабаб. В книге миссис Раффальд можно найти прекрасный рецепт, который, правда, нелегко воспроизвести в современных условиях: «Налейте бутылку крепкого пива и пинту сидра в чашу для пунша, натрите туда один мускатный орех, подсластите по вкусу. Выдоите в чашу столько молока от коровы, чтобы получилась крепкая пена и эль выглядел прозрачным. Дайте настояться в течение часа, затем посыпьте коринкой, хорошо промытой, перебранной и размоченной перед огнем. Затем подайте напиток на стол»[1318].
Общество относилось к спиртному с большой терпимостью. Джордж Вашингтон во время выборов в палату бургесов влил в своих избирателей 47 галлонов пива, 34 галлона вина, два галлона сидра, 70 галлонов ромового пунша и 3,5 пинты бренди. В то время в его округе было 310 мужчин, обладавших правом голоса[1319].
Традиционно алкоголь давали ремесленникам в дополнение к заработанной ими плате. Так, когда Джон Дикинсон занялся строительством собственного дома в Филадельфии, он подарил плотникам целый хогсхед (более 200 л) рома. Рабочие, занятые на строительстве пенсильванского стейтхауса, угощались спиртным каждый раз, как заканчивали очередной этаж[1320]. Садовник в Маунт-Верноне по договору с хозяином получал «четыре доллара на Рождество, на которые он может напиваться в течение четырех дней и ночей; два доллара на Пасху для той же цели; два доллара на Пятидесятницу, чтобы пропить их в два дня; глоточек утром и порцию грога на обед»[1321].
Неудивительно, что перспектива остаться без рома из-за бойкота импорта тревожила американцев не меньше, чем возможность остаться без чая. При обсуждении «Ассоциации» на заседании Конгресса Айзек Лоу из Нью-Йорка высказывал опасения: «Сможет ли народ перенести полное прекращение вест-индской торговли? Смогут ли люди жить без рома, сахара и патоки? Не сорвет ли эту меру нетерпение и недовольство народа?»[1322]
Для торговли алкоголем требовалась особая лицензия. Лицензированные таверны считались заведениями приличными, даже фешенебельными. В таверне «Индейский король» в Филадельфии собиралась франклиновская «хунта»[1323], в «Городской таверне» танцевала пенсильванская элита, и там же начал свои заседания Первый континентальный конгресс. Еще более элегантными были кофейни, где подавали не только кофе, но и вино. Довольно характерно, что в Бостоне местные лоялисты собирались в «Британской кофейне», а более демократичные виги облюбовали для встреч таверны «Гроздь винограда» и «Зеленый дракон». Здесь не только выпивали, но также обсуждали политику, сплетничали, читали газеты (вслух, чтобы все посетители могли послушать), танцевали, играли в бильярд или в карты. Здесь же отмечали значимые события. По случаю дня рождения его величества в 1771 г. уильямсбергская таверна Рэли предлагала угощение всем, кто пожелает, а простонародье получило «много спиртного»[1324]. Через восемь лет та же таверна стала центром уже совсем другого праздника: 22 февраля 1779 г. студенты колледжа Вильгельма и Марии и видные граждане Уильямсберга отпраздновали день рождения Вашингтона балом. Губернатора Патрика Генри ждали, чтобы заручиться его подписью в качестве покровителя. Генри отказался, сказав, что «не может думать о какой-либо радости в то время, когда наша страна была вовлечена в войну с такими мрачными перспективами». Бал, тем не менее, был дан[1325].
В тавернах поскромнее подавали уже не вино, а только сидр или пиво. Таков был «Человек, полный забот» в филадельфийском порту, куда заходили моряки, корабельщики и докеры. Матросик, сошедший с корабля, мог рассчитывать здесь на кружку пива, горячий обед и постель. Комнаты для приезжих располагались на втором этаже, хотя особенного комфорта там не наблюдалось. Непривередливые моряки располагались по четверо на одном матрасе. Археологические раскопки на месте «Человека, полного забот» дали довольно любопытные результаты. Например, были найдены многочисленные остатки курительных трубок, зато почти не было разбитых стаканов. Похоже, экономные хозяева наливали пиво в кожаные, оловянные или деревянные кружки[1326].
Ниже всех на шкале жантильности располагались нелицензированные кабачки (tippling houses). Их хозяевами могли быть подмастерья, рабы, индейцы – низший слой американского общества. Попытки властей бороться с кабачками неизменно терпели неудачу. Кабатчики обходили закон. Так, Энн Доннер из Филадельфии объясняла суду, что ромом не торгует, а просто угощает друзей и
