взволновала. Затем Эпинэ спас пояс, сапоги, перчатки и нижнее белье, но рубашка, панталоны и камзол, с точки зрения Клемента, были исполнены скверны.
– Теперь ты видишь, что каждый наш поступок приближает нас к гибели или спасению. – Каллиоль казался взволнованным. – Ты спас крысу, теперь она хранит тебя.
– А может, дело в том, что от меня пахло лисом?
Шутка вышла глупой, но уж больно не хотелось верить во всякую потустороннюю муть. Адгемар – плут, который думает лишь о своей выгоде и берет деньги у гоганов, но не колдун. Колдунов вообще не бывает, а если и бывают, они заняты своими делишками. А любопытное он, надо думать, являет зрелище – в одном белье и сапогах, зато вооруженный до зубов.
Каллиоль осторожно, словно имел дело со спящей змеей, собрал отвергнутые крысом вещи и увязал в узел.
– Сын моего отца вернется с рассветом.
– Подожди, – окликнул гогана Робер. – Один Леворукий знает, что с нами будет в Сагранне, но наедине нам точно остаться не дадут. Я хочу тебя спросить – ты ведь делаешь не то, для чего тебя ко мне приставили и ваши, и кагеты. Почему?
– Я не делаю ничего, что не велит мне закон Кабиохов, – покачал головой Каллиоль.
– Но ваши старейшины…
– Нет старейшины превыше совести. Те, кто послал сына моего отца к тебе, повелели хранить тебя, и я исполняю приказ. Я всего лишь не расскажу достославным из достославных того, чего не расскажу. Разве ты сам живешь иначе, хоть и зовешь Создавшего Сущее иным именем?
А ведь рыжий прав! Только мы решаем, подлость совершили или подвиг, только мы, и никто иной… Молва может облить грязью героя и присобачить мерзавцу крылья, такое было, есть и будет, но осудить может лишь совесть, а совесть требует остановить войну, пока не поздно, послать Адгемара к Чужому и вернуться. Совесть требует одного, здравый смысл и данное слово – другого.
– Ты мне не ответил.
– Я ответил, но ты хочешь продолжить разговор и не знаешь как. Тогда спрошу я. Что связало тебя с моим народом? Это не деньги, не корысть, не служба своему сюзерену, но что?
Эпинэ опустился на застеленную золотистыми шкурами лавку.
– Каллиоль, что будет, если гоганни полюбит не гогана, а он – гоганни? Их ждет смерть?
– Ты говоришь о себе, о своем друге или просто исполнен любопытства?
О себе, о своем друге и о лучшей девушке под этими небесами. Но сейчас он солжет, потому что жизнь Мэллит Робер Эпинэ не доверит ни Каллиолю, ни самому Создателю. Свою – пожалуйста, ее – никогда!
– О себе. Я люблю дочь торговца Жаймиоля. Ее зовут Мэллит.
– Мэллит… Это имя означает «избранная в жертву». Оно редко приносит счастье… – Гоган задумался. – О правнуках Кабиоховых знают мало и говорят много. Мы так хотели, и так стало. Названная Мэллит любит тебя?
Не его, Альдо. Ради него гоганни нарушает все запреты, разгуливает по Агарису этими их клятыми ночами Луны, лжет своему отцу и своему богу. Он тоже солжет.
– Не знаю. Я видел ее только раз. Мы не говорили.
– Тогда ты любишь не ее, а ее лицо и свой сон. Мой совет – забудь.
Он бы забыл, если б мог. Хотя нет, не забыл бы!
– Ты мне не ответил. Гоганни, полюбившую инородца, ждет смерть?
– Кто знает… Я не помню, чтобы где-то когда-то подобное бывало. Гоганы никогда не приводили к себе чужих женщин, но, случалось, сами уходили из общины. Для правнуков Кабиоховых они умирали, для прочих – жили и имели потомство. Одежду и цвет волос легко изменить. Я не слышал, чтобы ушедших преследовали, если они оставляли свой народ, не украв, не убив, не овладев тайным знанием. Среди соратников Франциска Оллара было трое гоганов, их потомки стали талигойскими дворянами, им никто не мешал. Если Мэллит готова умереть для семьи и родиться для тебя, ей вряд ли грозит большее, чем смена имени, но как ты увидел ее?
– Ты ведь знаешь, почему я здесь?
– Да.
– Я сопровождал Альдо Ракана на встречу с вашими старейшинами. Когда он согласился на ваши условия, клятву скрепили по вашему обряду и привели девушку. Мэллит.
– Она стала Залогом? – Голос Каллиоля дрогнул.
– Кажется, Енниоль назвал ее именно так.
– Забудь о ней! – Таким своего переводчика Эпинэ еще не видел. – Забудь! Ставшая Залогом перестает быть женщиной, она – аркан, щит и копье для того, кто связан с ней. Ее девственность в глазах правнуков Кабиоховых дороже всего золота мира. Поднять глаза на ставшую Залогом – это больше, чем осудить себя на смерть.
– Закатные твари, да что ж вы с ней сделали?! За что?!
– Она – избранная в жертву, – тихо сказал гоган, – смирись с этим. Она не будет принадлежать ни одному мужчине. Этого не изменить и не исправить.
– Это несправедливо!
– Несправедливо, – согласился Каллиоль, – по отношению к ней. И к тебе, раз ты ее любишь и никогда не обретешь, но что значит несправедливость к двоим в сравнении с обретением нашим народом права первородства? Прости, сыну моего отца нужно идти. Я вернусь, освободившись от того, что ты принес, и мы найдем способ договорить.
Робер кивнул. Ему требовалось собраться с силами, чтобы вытащить из Каллиоля все, что тот знает. Что такое этот проклятый Залог? Вдруг Мэллит не любит Альдо, а привязана к нему с помощью магии и ее можно освободить?! Выход должен быть!
– Выход должен быть, а, ваше крысейшество? – Маркиз тронул пальцем кончик любопытного розового носа. Клемент чихнул и принялся чистить усы: омерзительные предметы унесли, и он чувствовал себя превосходно. Жаль, крысы не разговаривают…
Эпинэ, не снимая сапог, бросился на заваленную подушками местную софу и прикрыл глаза. Часа два на сон у него есть, потом вернется Каллиоль… Один Леворукий знает, где и в каком обществе их застанет следующая ночь, так что лучше все узнать не медля, даже самое плохое.
3
Крыс нужно кормить, кормить нужно всех, иначе они сживут со свету. Клемент требовал завтрак и был прав – это подтверждало ломившееся в окна солнце. Часов девять, не меньше! Выходит, он продрых до утра, а Каллиоль не стал его будить. Зря. Их разговор был куда важнее нескольких часов отдыха. Эпинэ отцепил от себя оголодавшего приятеля и оглядел забитую дорогими безделушками комнату. Ничего съедобного – свечи и те не сальные, а восковые. Ладно, спустимся вниз, там ждут горы еды и моря выпивки. Подмигнув крысу, маркиз завертел головой в поисках одежды
