и вспомнил, что приволок из дворца какую-то гадость, из-за чего камзол с панталонами пришлось выкинуть. Толмач советовал одеться так, чтобы смена костюма не бросалась в глаза, а внизу слуги… Много слуг, и среди них наверняка есть шпион, и даже не один, мерзость какая!
Голова болела, хотя вчера он и не думал пить. Не беда, выпьет сегодня, прямо сейчас. Кагетские вина, хоть и уступают кэналлийским и алатским, очень неплохи. Иноходец вытащил из агарисского сундучка пахнущую лавандой одежду, надел, водрузил на плечо Клемента и отправился завтракать.
Предчувствия его не обманули – слуг и еды было даже больше, чем он опасался. В довершение всего у стола торчал худой как жердь кагет в фиолетовой, отделанной голубым одежде и с жесткими, навощенными по здешнему обычаю усами. Если Клемента нарядить в лиловый бархат, будет не хуже.
– Я привэтствую посла благароднога Альдо Ракана, – прогудел кагет с заметным акцентом, – я счастлыв пригласить его в Сагранну. Мае имя чисто, как мая сабля. Я казарон Руба́з-ло-Редину́р из рода Вабимката́й.
– Я приветствую благородного казарона, – повторить в первый раз услышанное имечко Робер не рискнул, – и я счастлив, что наши кони пойдут рядом.
Счастлив он, как же! Свалившийся на голову придурок неплохо знает талиг, значит, говорить с Каллиолем станет трудно. Правда, нос у этого красавца в тон одежде. Пьяница? Сейчас и проверим. Как хозяин он обязан пригласить фиолетового за стол. С другой стороны, сам он – гость казара, так что приглашать должны его. И вообще где, в конце концов, Каллиоль?! Клемента подобные вопросы не занимали – увидев ломящийся от снеди стол, его крысейшество покинул Робера и устремился к блюду с плоскими сладкими хлебцами.
– Какой звэр… – расплылся в улыбке фиолетовый. – Мы будем друзьямы!
Клементу было не до дружбы, он хотел кушать и кушал, но опасным ему новый человек не казался. И то хорошо! Эпинэ оглянулся на толпящихся слуг и повернулся к казарону.
– Благородный друг, давайте присоединимся к моему питомцу.
Вышло не совсем по-посольски, но кагет с готовностью взялся за дело. Правда, к вящему удивлению Робера, потянулся не к вину, а к каким-то ядовито-зеленым штуковинам.
– Выпьете?
– Нэ пью вина, – отрезал лиловый нос. – Вино дэлает мужчину глупцом, а жэнщину – шлюхой.
– Вы очень хорошо знаете талиг.
– Харашо. Я жил в Олларии. Хароший город, красывые жэнщины.
Кагет отправил в пасть сразу несколько кусков. Клемент за столом, вернее, на столе вел себя намного деликатнее. Крыс ловко подхватывал хлебец, отбегал на безопасное, с его точки зрения, расстояние, присаживался на задние лапы и, держа добычу передними, быстро и аккуратно ее сгрызал, после чего бежал за следующим куском. Казарон же набивал рот так, что не мог произнести ни слова. Выждав, пока сотрапезник не покончит с очередной закладкой, Эпинэ как мог вежливо произнес:
– К сожалению, я не расслышал имени своего нового друга, а мой переводчик отлучился.
– Твой талмач был гоган? Так?
Кагет кивнул слуге, и тот навалил на огромную тарель мясных катышей и полил чем-то белым.
– Да.
– Он утанул.
– Как утонул?!
– В рэке. Упал и, – казарон, чтобы развести руками, даже отложил ложку, – и утанул. Глупо…
Каллиоль мертв. Умер, когда Эпинэ дрых, а ему даже кошмар не приснился. И еще говорят, что бывают какие-то предчувствия, видения. Глупости все это, но что же все-таки произошло? Случайность, или беднягу-переводчика столкнули? Тогда кто? Свои, потому что слишком сошелся с чужаком, или кагеты? А может, люди Дорака? Глупо думать, что здесь их нет, только чем им помешал толмач? Если б его похитили, еще можно было б понять, но убийство…
– Ты толка нэ валнуйся, – расплылся в улыбке Лиловый Нос. На его усах белели капли соуса. – Рыжий тэбэ болше нэ нужен. Я так и так должэн вэзти тебя в Сагранну. Би́ри гаганов к сэбэ нэ пускают. Они гордые. Мы пакажэм тэбэ такую охоту…
Зачем ему охота? Зачем вообще это все? Что случилось с Каллиолем? И ведь не пойдешь и не спросишь… Он даже проститься с покойным не может, потому что для посла толмач – предмет обихода. Начнешь волноваться, кагеты насторожатся. А может, сказать, что у него что-то пропало? Нет, так еще хуже. Пойдут расспросы, а он врать не горазд.
Клемент нажрался по самое не могу, отполз от все еще внушительной горки хлебцев, враскорячку добрался до хозяина и полез на плечо. Кагет все еще ел, а вот Роберу не хотелось. Выпить, что ли, за помин души новопреставленного, хотя Леворукий знает этих гоганов, как у них там положено.
– Ты ешь, – с заботливостью оставшейся в Агарисе Матильды провозгласил казарон, – нам далэко ехать. Ты про Сагранну знаешь?
– Мало.
Робер и впрямь не знал почти ничего, к тому же говорить не хотелось. Пусть этот Как-его-там болтает, он будет слушать и запоминать, а думать сейчас выше его сил.
– Мы паедем в Барсовы Врата, – возвестил, облизывая пальцы, казарон, – это лучшая крэпасть со стараны Талыга.
– Я рад, сударь, что увижу Барсово ущелье.
– Это красыво, – разулыбался кагет, – так красыво. Справа – горы, слэва – горы, пасэредине дорога. Хорошая, торговая, четыре павозки в ряд пройдут. Толко пройдут, если мы захотим.
Да уж… Стена с воротами, на стене пушки, гайифские, разумеется. Любопытно, чем это Адгемар угодил гайифскому императору, что тот прислал ему пушки вместе с пушкарями? Или это наемники? Гайифцы задаром в такой дыре сидеть не будут.
Бириссцы могут сколь душе угодно трясти своими сединами, и для эсператистов, и для олларианцев они – дикари. Да и для кагетов, просто подданные Адгемара не шибко любят воевать – злости в них мало. Ума, впрочем, тоже. Весь ум казару достался.
Глава 4
Талиг. Тронко
398 год К.С. 20-й день Летних Ветров
1
До полуночи в приемной Проэмперадора торчал Жиль, и Ричард мог идти куда хочет, другое дело, что идти было некуда. День выдался жарким, и все живое забилось в тень. В здешних краях летом после обеда принято спать, но Ричард успел отоспаться после ночного дежурства и теперь не знал, куда себя девать. Юноша немного побродил по губернаторскому особняку, где остановился Проэмперадор, и выбрался на увитую дикими розами террасу, глядящую на реку.
Рассанна медленно несла желтоватые волны к Холтийскому морю, дальний берег ровной буро-зеленой полосой отделял бледную воду от выгоревшего неба. То, что Рассанна считалась величайшей рекой Золотых Земель, Ричард знал из уроков господина Шабли, но истинного ее величия не
